безумная ухмылка-оскал. – И как следствие – кессонная болезнь. В прошлый раз ты просто вышел из зоны контакта, а сейчас тебя вырвало из Лимба заклинанием Вика. Но это не проблема, второй раз будет проще, а потом вообще перестанешь замечать.

– Ладно, хватит лекций, – Эрра неожиданно проявил нетерпение. – Мы потеряли слишком много времени, а наш враг может быть достаточно силен, чтобы повторить нападение. Здесь мы уязвимы, нужно двигаться. Вик и Карн, идите вперед.

Вик на минуту потушил зажигалку, потер ее о ладонь, подул на пальцы. «Законы физики реального мира, – мысленного улыбнулся Карн, – а я только начал от всего этого отвыкать!»

Колдун вновь зажег огонь и они двинулись по низкому лабиринту уже вполне обычного подвала. Пару раз где-то в стороне пищали крысы. А потом они наткнулись на бомжа. Точнее бомж наткнулся на них. Мужик деловито обходил свои владения, попутно опрокидывая в глотку что-то вроде разведенного «Боярышника» (судя по запаху), когда перед ним внезапно возникли четыре колоритные фигуры. Он икнул, перевел взгляд с Вика на Карна, несколько мгновений изучал Рокеронтиса, потом удивленно посмотрел на Эрру, который до сих пор был в костюме. Протянул вперед бутылек с пойлом, медленно вылил его на пол себе под ноги и грохнулся в обморок. Это несколько разрядило обстановку.

Как и предполагал Карн, в реальности дверь, ведущая в подвал, оказалось целехонькой. И даже была снабжена замком. Вик с минуту пошуршал над ним, раздался щелчок и дверь распахнулась. Они вышли на улицу и Карн с искренним восторгом полной грудью вдохнул запах родного города.

– Черт возьми, – выдохнул он, хлопая себя по карманам в поисках сигарет. – Как же, оказывается, я люблю этот мир!

Эрра и Рокеронтис молча улыбнулись. Вик позволил себе осторожный смешок. Сколько же их не было? Час, два? Карн забыл часы, а мобильник разрядился. Как он узнал позже, все электронные приборы в Лимбе мгновенно теряют электрический заряд, либо просто выходят из строя. Так что на самом деле его телефону еще повезло.

– А время синхронизировано? – неожиданно спросил он. – Я имею в виду между Лимбом и Ра.

– Нет, – Эрра снова включил менторский тон. – Разумеется, поле событий едино для всех миров, оно простирается в одном направлении – от прошлого к будущему. Но дело в том, что понятие времени, как ты, наверное, знаешь, относительно. И это слабо сказано. Время – это такая же единица измерения, как, например, глубина или длина. И у разных объектов она разная. Тебе это пока трудно понять, я скажу проще. В разных мирах время течет по-разному, но оно всегда есть, как таковое. На него даже можно влиять в определенной степени. Единственное ограничение – время нельзя повернуть вспять. Но что касается Лимба, его законы даже нам ясны не до конца. Знаешь, сколько прошло с того момента, как нас затянуло на бульваре? Меньше секунды. Редко, очень редко бывает наоборот – находишься там всего пару часов, а здесь проходят десятилетия или даже века.

– Ваш покорный слуга однажды таким вот незамысловатым образом проебал почти сто двадцать лет! – всплеснул руками Рокеронтис. – Отправился в Лимб… ну, по делам. А когда вернулся, поселение, с которого я на тот момент кормился, уже многие годы как удобряло землю пеплом и прахом!

– Он возомнил себя героем, – пояснил Эрра, с укоризной глядя на Песочного человека. – Решил спасти обреченную душу. Естественно – женщину. Естественно – рыжую с пятым размером. Естественно, как это всегда бывает в случае с Рокеронтисом, ту еще проститутку.

– Вот давай не будем, а! – Рокеронтис встал в позу. Похоже, слова древнего бога задели его, буквально «за живое». – Жанна была доброй, и открытой!

– Ну, насчет открытой я спорить не смею, – протянул Эрра, явно глумясь над своим другом.

– Пошел ты, – Рокеронтис сплюнул на тротуар. – Я ее почти полюбил. Если б только не ее маниакальная идея…

– …ложиться под все, что движется! – после этих слов Эрра аж отшагнул, когда Рокеронтис взглянул на него. Глаза бога ночных кошмаров налились матовой голубизной с мелкими вкраплениями черных бисеринок. Песочный человек был в гневе, но, похоже, Эрра в своих довольно резких высказываниях оказался не так далек от истины, потому что ярость древнего быстро рассеялась. А спустя мгновение на его лице вновь появилась сумасшедше-придурковатая улыбка.

– Ты просто завидуешь мне, дорогой друг! – констатировал, наконец, Рокеронтис. – Я знаю, ты тогда был в Орлеане и видел нас, видел, что она вытворяла своим языком. Клянусь Великим Койотом, суккубам такая изворотливость и не снилась!

– Виноват, – Карн больше не пытался сдержать улыбку. – Не о той ли Жанне я думаю? Маловероятно, конечно, но это единственный исторический персонаж с таким именем, которого я знаю.

– И ты не ошибаешься, парень, – кивнул Эрра. – Жанна д’Арк. Твои учебники бессовестно лгут на ее счет. Все там было иначе, совсем иначе. Но сильна была девка, ничего не скажешь. Только с придурью. И блядским характером.

– Но это, как говорится, совсем другая история, – поспешил закончить Рокеронтис. Похоже, в этой повести его что-то сильно смущало. Карна так и подмывало продолжить беседу, однако он тут же осадил себя. Были вопросы понасущнее.

Они шли по тротуару вдоль проезжей части. Ночь обступила их молчаливым конвоем теней и приглушенных звуков. Вдалеке завыла собака, два лихих стритрейсера (несомненно, эти недоумки на свежих иномарках с блевотной аэрографией считали себя именно такими – лихими стритрейсерами) вспороли ночной воздух раскаленным металлом, взвизгнули тормозами на перекрестке и умчались во мрак. Карн хмыкнул, он отлично представлял себе этот контингент. Как говорится, ни ума, ни фантазии, только папкина «капуста» и желание хоть что-то из себя представлять. Желание грубое и весьма приземленное, потому что традиционно измеряется в двух диапазонах: крутость бренда на майке и количество лошадей под капотом. Случались, конечно, исключения, и Карн даже знал пару таковых, но, как водится, они лишь подтверждали правило.

Он вновь улыбнулся своим мыслям и вспомнил один из многочисленных эпизодов, связанных с такими вот «лихими стритрейсерами», золотой молодежью, элитой, мать ее. Они стояли на площади возле гипермаркета, ждали друга. Курили, смеялись, потягивали ледяную «колу» из алюминиевых банок. Точнее, «кола» была ледяной только у Витька, потому что Карн с детства не переносил холодные напитки. То есть он с радостью угомонил бы в желудке