— Как нет? Есть. Он прикидывается. Смотрите, какие у него рукавицы! Такие только русские офицеры носят.

— Нет у него ничего, кроме рукавиц и головной боли. Не повезло ему в той стране, — кто-то посочувствовал Нургали, и это как будто несколько изменило отношение к нему.

— Если уж человеку не везет, он и о мамалыгу сломает зубы.

— Да, тот, кто так сказал, знал, что сказать.

— Слушайте, правоверные! Слушайте!

— Слушайте и наблюдайте!

Подтягивая к своему длинному носу бархатный воротничок многострадального пальто, Нургали вместе с другими прислушивался к наставлениям муллы. Шапку, подаренную ему Думасарой, он надвинул низко на лоб. Желтые его глаза смотрели испуганно.

— Начнем, мусульмане, святое дело, ради которого мы собрались.

— Да, — оживилась толпа, — пора. Скот непоеным остается.

— Слушайте, правоверные!

Мулла продолжал:

— Мусульмане! Вы помните, что аллах устами благоразумных удерживал Нургали от нечестивого замысла. Куда собрался несчастный? Не ко гробу пророка, не на совет героев и мудрецов, а за океан, в поисках соблазна и неугодных аллаху богатств. Что говорил он? «Золото лежит в той стране под ногами, как кукуруза, просыпавшаяся из мешка…» Не может угодное аллаху богатство лежать под ногами каждого. Нет, если есть такое золото, то это золото дьявола. За этим золотом ушел Нургали, и вот теперь он снова перед нами и просит милости от аллаха и от нас, мусульмане. Он уверяет, что у него нет этого дьявольского золота, что он вернулся нищим. Велик аллах, и могущественны его уроки! Нечестивец, соблазнившийся посулом дьявола, не имеет теперь ни коровы, ни овец… Однако мусульмане не верят человеку, который поддался голосу дьявола, и не хотят ему помочь, покуда не убедятся, что послушник дьявола не обманывает их и теперь. Так решил аллах! — Мулла перевел дух и молитвенно вознес руки. — Да будет имя аллаха звучать всегда и во веки веков! Мусульмане! Нечестивец очищает себя клятвой над этой великой всеслышащей священной книгой. Вы все знаете ее силу. Аллаху угодно было благословить этой книгой высокочтимого кадия Халила, и она теперь доверена нам для того, чтобы богоотступник Нургали поклялся над Халиловским кораном в том, что у него действительно нет золота, вывезенного из-за океана, — он нигде не закопал его, никуда не спрятал. Страшна справедливая сила этой священной книги. Клятвопреступник падет, пораженный насмерть. Слышишь ли ты, Нургали? Выдержавший испытание возвращается в круг верующих, как правоверный к правоверным… Велик аллах! Нет бога, кроме бога, и Магомет — пророк его. Приступим, мусульмане! Нургали, подойди!

Слова муллы выслушали с большим вниманием. Послышались вздохи и восклицания:

— Воистину так! Валлаги!

Страх охватил людей. На Нургали жалко было смотреть. Несмотря на мороз, разрумянивший лица, Нургали заметно побледнел. Морщась и шатаясь, он подошел к священнослужителям — мулле и старцам. Страшная карающая книга покоилась на сплетенных руках святых людей.

Нургали предлагалось произнести клятву.

— Повторяй, Нургали, слова клятвы и рукою правдивого и правого человека коснись священной черноты Халиловского корана, — снова послышался в морозном воздухе негромкий голос муллы.

«Сейчас взорвется, — обмирая, думал Тембот. — Или не взорвется? Ведь и нана сказала, что золота у него нет. Он просто смешной».

— Коран послан аллахом, чтобы удержать людей от зла и пороков. Коран не терпит лжи, и тот, кто замыслил прикрыть обман клятвой, совершит самый страшный грех — он немедленно падет мертвым, и душа его, подхваченная дьяволом, обрекается на вечные муки. Знаешь ли ты это?

— Знаю, — глухо промолвил Нургали.

— Не боишься ли ты кары?

— Нет, не боюсь, ибо говорю правду.

— Бисмаллахи! Во имя бога!

— Бисмаллахи! — с дрожью в голосе повторил Нургали.

Ему вдруг стало казаться, что он говорит не так и не то, что требуется.

— Повторяй дальше! — Мулла и окружающие его старцы снова вознесли руки, испрашивая у аллаха для Нургали чистосердечности, дабы мусульманин не погиб лжецом и корыстолюбцем. Ветерок играл страницами корана. Начал падать снежок, снежинки садились на книгу, на чалмы и шапки. — Клянусь ночью, которая темнеет, клянусь днем, который светлеет, клянусь светозарностью аллаха! Подозрения людей в том, что будто бы я, Нургали, привез из-за океана золото и другие богатства, — эти подозрения напрасны! Пусть аллах не оставит мне ничего из того, что скрываю от людей. Пусть океан, отделяющий землю, по которой ходил Магомет, в которой погребен прах его, от земли той страны, где соблазн рассыпан дьяволом, станет еще шире и глубже. Пусть его волны бушуют днем и ночью… никто не должен следовать моей слабости…

«Да, да, — повторяя торжественные слова, думал про себя Нургали, — все это так. Пусть никто не стремится в ту сторону, где гаснут все надежды, а сытость и порок зреют в одной почке, где по крышам домов ходят облака, а в подвалах крысы кусают нищих иммигрантов… О, какой стыд перед людьми!»

А клятва, казалось, не имеет конца.

— Если в моих словах есть хотя бы тень лжи или желание обмануть аллаха, я буду проклят людьми и уподоблюсь собаке, не найду места рядом с могилами мусульман… не станет у меня зрения, слуха и разума, если таю золото хотя бы в просяное зерно величиной.

Холодный пот проступил у Нургали на спине. Он не предвидел такой жестокой, беспощадной требовательности аллаха: в мешочке, с которым Нургали никогда не расставался и носил у себя на груди, на самом деле было зашито несколько золотых монет.

Мулла Саид увидел вдруг ужас в глазах Нургали, который отдернул руку от Халиловского корана, будто от раскаленного железа.

— О-о-о! — вдруг завопил, завыл Нургали.

— Сейчас! — послышались голоса вокруг. — Лопнет! Вот!

— Неотвратима кара аллаха!

— О, кого не разорвет сила аллаха!

— Не уйдешь от его глаз!

— Аллах беспощаден с лжецами. Но где же он спрятал свое золото?

Придя в себя, Нургали опять протянул руку к корану:

— Саид, дай коран! Я коснусь его рукою правдивого человека. Клянусь, нет у меня дома миски молока, меры кукурузы.

— Дай, дай ему опять коран! — раздались голоса сочувствующих, но торжественность ритуала уже была непоправимо нарушена.

В толпе опять нарастал шум, все шло вразброд, и, чувствуя, что было бы ошибкой в этой обстановке возвращаться к прерванному ритуалу, мулла сердито и важно захлопнул книгу, поклонился старикам, толпе и сказал:

— Дальше аллах сам сделает все, что полагает необходимым… Да не иссякнут для нас милости аллаха, правоверные!

МУСА НЕ ТЕРЯЕТСЯ

Нургали шагал по снегу в длиннополом пальто, опять подняв бархатный воротничок под свой по-козьему срезанный подбородок. Мусульмане, несколько разочарованные неопределенностью того, что случилось, расходились по домам, торопясь к непоеному скоту, приговаривали: «Подай и нам, аллах, козьи ноги», что значило —