Шрифт:
Закладка:
Сарыма весело повела глазами.
— Тембот, замолчи! — прикрикнула Думасара, продолжая в то же время угощать Нургали мамалыгой с кислым молоком. — Милосердие аллаха велико! Вот что я могу тебе посоветовать, Нургали… слушай меня… ты должен поклясться на Халиловском коране, что у тебя нет золота.
Совет Думасары сначала понравился Нургали. Он оживился, оставил еду, утер губы и бороду рукавом.
— Ты хороший совет даешь. Сейчас же пойду к мулле Саиду.
Но тут что-то остановило его:
— Соседка, а ведь клясться нужно перед всеми мусульманами?
— Наверное, Нургали. Я сама еще не видела ни Халиловского корана, ни того, как клянутся. Нана видела, говорит — перед всеми.
— Все, значит, смотреть будут… Стыдно.
— Стыдно тому, кто лжет. Страшна лживая клятва, а перед аллахом ничего не стыдно. Так я думаю, Нургали.
— Ой, стыдно… Страшно…
— Страшно тому, кто лжет. Лжец может лопнуть перед Халиловским кораном, — напомнила старая нана о карающей силе священной книги. — А правдивому перед аллахом ничего не стыдно.
Обуреваемому сомнениями Нургали уже не сиделось, он взялся за старую шапку Астемира, которую ему недавно подарила Думасара, что очень не нравилось Темботу.
«Зачем он носит шапку отца?» — недружелюбно думал Тембот.
И когда стало известно, что Нургали все-таки будет клясться на Халиловском коране и поэтому может лопнуть, взорваться, Тембот прежде всего с тревогой подумал о том, что заодно с Нургали пострадает и отцовская шапка. Он высказал свои опасения Лю, но малыш, видимо, ничего не понял.
Тембот же не спал всю ночь, а наутро вспомнил, что в углу конюшни должна храниться феска хаджи Инуса. Пускай же Нургали взрывается в этой феске!.. Но как объяснить все это матери? И не лучше ли, по обыкновению, сначала посоветоваться со своим верным другом Эльдаром или с Сарымой, совсем прижившейся у них в доме, ставшей как бы сестрой? После знаменитого ночного происшествия Диса как-то сразу увяла, избегала встреч с людьми. Ей даже нравилось, что Думасара кормит дочь и присматривает за нею. Всем известны строгость и сердечность этой женщины, ее здравый смысл.
С Эльдаром Тембот встретиться не успел, а Сарыма отвечала, что она сама боится Халиловского корана — не лучше ли Темботу совсем не вмешиваться в это дело?
— А ты пойдешь смотреть, как лопнет Нургали? — спросил Тембот.
— Смотреть пойду, хотя очень страшно.
— Мне тоже страшно. А вдруг его рука или нога полетит прямо на меня?.. Но я все-таки пойду. Лю возьмем с собой?
Решено было, что Лю брать нельзя, потому что и в самом деле рука или нога взорвавшегося Нургали может сильно зашибить маленького. Пусть лучше Лю останется со старой наной.
Лю сначала было захныкал, но, услышав, что должно произойти нечто страшное, решил, что это будет так же страшно, как было, когда ночью забрался к ним какой-то чужой человек, и счел за благо остаться с бабкой дома.
И страх и интерес захватили не одного Тембота. Всему аулу стало известно, что Нургали будет клясться на Халиловском коране. И вот наступило утро того дня, когда было назначено это испытание.
Время стояло зимнее, морозы крепчали с каждым днем, как в тот год, когда замерз хаджи Инус. Люди поговаривали, что это неспроста, что таким образом аллах выказывает свое нерасположение к Инусу и его брату.
Но интерес к небывалому зрелищу был сильнее мороза. Жерновщики сходились на пустыре перед мечетью. Мало кто имел сапоги с голенищами, почти все обувались в сыромятные чувяки, а для того, чтобы теплее было, в чувяки набивали солому. И разумеется, кто-кто, а мальчуганы со всего аула сбежались посмотреть, как неправда разорвет человека.
Виновник происшествия, Нургали, держался в сторонке, недружелюбно косясь на все прибывающую толпу. Он, казалось, не слышал задорных окриков ребятишек.
Все наши знакомые опять были здесь. Пришли и Муса, и Масхуд, и запальчивый Бот, и, конечно, как только Муса сошелся с Масхудом, начались язвительные шутки по адресу Требухи в Желудке — так уж повелось с давних пор. А недавно с Масхудом случилось нечто важное — он женился. Да не просто, а как будто нарочно выбрал самую некрасивую девушку аула, широколицую Шаридат Балкарову, и это служило теперь неизменным поводом для новых шуток Мусы.
— Эй, Требуха! — не пропускали случая Муса и постоянный его подголосок Батоко. — Эй, Требуха! Скажи, душа наша, ты не боишься своей жены?
— Гм! Хорошо ехидничать мужу красавицы Мариат. — И вездесущий Баляцо взял Требуху под свою защиту: — А зачем ему бояться своей жены? Он не трус. Пусть те боятся, кому жену нужно прятать от других…
— Да, у его Шаридат нос как развалившийся чувяк, — не унимался Муса.
— У всех женщин одна общая примета! — грубовато сболтнул кузнец Бот.
— Однако и при потушенном свете я не решился бы остаться вдвоем с его красавицей.
— Ну, а я с твоей, пожалуй, остался бы, и, как знать, может, и она была бы более довольна…
Масхуд намекал на то, что вот уже третий ребенок Мусы, тот самый мальчик, на родинах которого так веселился весь аул, не выжил из-за хилости отца.
— Ах ты Требуха в Желудке! Тебе надо бы и язык свой проглотить. Ну, погоди, еще придешь ко мне!
— Эй-эй, почтенные! Потише! Желторотые вы, что ли? Не мешайте детям!
В ожидании волнующего зрелища молодежь затеяла игры и борьбу. Вокруг борцов собрались зрители, подзадоривали усердствующих мальчуганов. Борцы взбивали снег, катались кубарем, сцепившись друг с другом, теряли шапки и опять схватывались под общие крики и смех. Только старики, опершись о палки, строго молчали. Громче других слышались голоса балагура Баляцо и молодца Эльдара, всегда любившего подзадорить других там, где требовались сила и ловкость. Он бы и сам поборолся, да сохранял свое мужское достоинство, тем более что уже увидел Сарыму, торопящуюся вместе с Думасарой и Темботом. Они запаздывали. Из мечети с кораном в руках, в сопровождении почтеннейших седобородых старцев вышел мулла Саид.
Разом затихли смех и крики.
Постаревший мулла шел с трудом, бережно неся толстую книгу в дорогом переплете.
Взойдя на бугор посреди пустыря, мулла глазами отыскал Нургали и подозвал его. Нургали в своем американском пальто, ежась не то от холода, не то от волнения, приблизился… Подумать только, как крепко сидело в человеке суеверие, если три года скитаний за океаном не изменили его!
Кто-то не преминул сказать:
— Искал золото, а что нашел? Нет, никуда не уйдешь от священной черноты корана…
— Да поразит аллах меня самого, если Халиловский коран не разорвет Нургали!
— Да у него нет
