— Мисс Гаррисон?

Она молчала. Лэйд ощущал себя так, будто находится в одной комнате с неодушевлённым предметом.

Не заговорит, понял он. Определил — безошибочно и точно, как определял по одному лишь шороху качество присланного поставщиками чая.

— Прощайте, мисс Гаррисон, — сказал Лэйд, помедлив, — Да будет Новый Бангор милостив к вам.

Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стылый воздух приюта Святой Агафии уже не казался ему таким неприятным, как прежде. Словно в каменной келье парализованной мисс Гаррисон вовсе не было воздуха, а он только сейчас понял это.

Чертовщина! Лэйд остервенело сжал кулаки, шагая к выходу. Что за игру затеял в этот раз Левиафан? Вновь пытается свести его с ума, или сам запутался в правилах, забыв про причины и следствия, заблудившись в собственном лабиринте?

Миссис Гаррисон и её служанку убили не из-за стрихнина — они никогда не пытались покончить со своими маленькими домочадцами. И подавно нелепо думать, будто всё началось из-за протухших сливок. Причиной для учинённой в доме бойни было что-то другое. Что-то вполне очевидное для нескольких десятков маленьких существ, чтобы развязать настоящую войну. И это было…

— Всего хорошего, мистер Лайвстоун.

Лэйд вздрогнул. Оказывается, он миновал длинную, как улица, анфиладу, сам того не заметив, погружённый в водоворот колючих мыслей. Сестра-привратница спокойно кивнула ему со своего места.

— И вам, — сказал Лэйд, водружая на голову котелок, про который едва было не забыл, — И вам, сестра. Скажите, а…

— Да?

— У миссис Гаррисон часто бывают посетители? Я имею в виду, другие люди?

Она могла не ответить, эта каменная горгулья, восседавшая на своём месте. Но она ответила.

— Только доктор Фарлоу, пару раз в год.

— И больше никого?

На губах монахини обозначилась усмешка, тонкая и серая, как трещина в мокром цементном растворе.

— Больше никого.

— Что ж, это понятно, — признал Лэйд, — Она интересный собеседник, но, как мне показалось, не всегда словоохотлива…

Монахиня окатила его презрением, будто он произнёс в высшей степени неуместную и даже грубую шутку.

— Вам лучше приберечь ваше остроумие для Миддлдэка. Мисс Гаррисон нема и не способна говорить, мистер Лайвстоун. За все годы в приюте она не произнесла ни одного слова.

Из приюта Святой Агафии Лэйд выскочил так быстро, как корабль выскакивает из бухты охваченного чумой города, не имея ни точки назначения, ни заранее рассчитанного курса, подчиняясь лишь безотчётному желанию оказаться как можно дальше. Ноги, уловив отсутствие над собой всякого контроля, сами собой понесли его прочь, дальше от бледных, застывших в камне, признаков Олд-Донована, от монашек, от неподвижной женщины, навеки скорчившейся в своей кровати…

Идя, Лэйд даже не смотрел по сторонам — сейчас ему не нужны были ориентиры, лишь быстрый ритм шагов, позволяющий разогнать по одряхлевшему телу горячую кровь и немного прояснить мысли.

Сколько лет живут брауни? Едва ли долго, скорее, пару лет, как домашние канарейки. Значит, даже самые древние из них скорее всего не застали разыгравшуюся в Мэнфорд-хаусе трагедию, в которой миссис Гаррисон убила одну свою дочь и жестоко изувечила другую. Однако брауни отнюдь не так глупы, как канарейки. Они кроят себе одежду, изготавливают инструменты, координируют действия… Приходится предположить, что по степени разумности они не так уж далеки от человека. А значит, вполне способны передавать информацию из поколения в поколение, как заведено у их больших братьев.

Лэйд представил себе, как эта страшная история, оборвавшая одну жизнь и непоправимо искалечившая другую, звучит в недрах большого дома. Её рассказывают друг другу беззвучным шёпотом крохотные существа в темноте ночных комнат, в окружении молчаливых столовых приборов и спящей мебели… Эта история звучит годами, десятилетиями…

Лэйд обнаружил, что стремительный шаг едва не завёл его в Айронглоу и решительно поменял направление. Сейчас ему нечего было делать там, в окружении огромных магазинов и их роскошных, подсвеченных гальваникой, витрин, среди театров, синематографов и частных музеев, из-за стёкол которых невидящими глазами пялились восковые болваны. Птичий гомон толп праздношатающихся мешал сосредоточиться, обилие разноцветных огней отвлекало, а лоснящиеся, как жуки, локомобили новейших моделей своим гулом вызывали лишь глухое раздражение. Лэйд решительно зашагал в другую сторону. Главное, чтоб ноги, ощутив всевластие, не завели его куда-нибудь в гремящие дебри Коппертауна с его бесчисленными фабриками, а то и, чего доброго, в каменные джунгли Скрэпси — уж там-то не в меру задумчивого джентльмена найдут, чем угостить…

Могли ли брауни мстить? Раз уж они внешне так сходны с людьми, надо думать, что и внутри мало чем отличаются. Жестокое убийство троих человек могло быть не спонтанными проявлением ненависти, а холодной местью, которой несчастных подвергли за совершённое много, много лет назад. Так могли или нет?..

Могли, подумал Лэйд. Ещё как могли. Они просто выжидали нужный момент. Очень долго выжидали, полируя хозяйскую медь и чистя их башмаки. Зная, что когда-нибудь они смогут поквитаться. Маленькие, трудолюбивые, ужасно терпеливые существа, работающие во мраке ночи… Но почему они в таком случае ждали так долго? Отчего не осуществили задуманное сразу же? Ведь не полицейских же подозрений им было бояться!

Лэйд представил, как Эйф Саливан пытается застегнуть на крохотных ручках кандалы, и невольно хихикнул. Нет, старина, если брауни и мстили, им нужна была веская причина, чтобы отложить свою месть на много лет. Как будто они чего-то ждали. Чего?

Почувствовав слабину, ноги вновь самостоятельно выбрали маршрут, направив его в сторону Шипспоттинга. Лэйд вновь вынужден был остановить их. Шипси, конечно, славное местечко, но очень уж не подходящее для прогулок в наступающих сумерках. Шипси — торжество жизни, клокочущей в любое время суток, жизни беспечной, жадной, опьянённой, остервеневшей. Тут до утра грохочет музыка из бесчисленных пабов и забегаловок, тут одурманенные рыбьим зельем джентльмены в забытьи выбираются из борделей, не сознавая то, что забыли там штаны, тут вечно горланят беспутные студенты, орудуют карманники, визжат избиваемые проститутки…

Когда-то ему нравился Шипси, этот живой, непосредственный и горланящий край, в котором никогда не наступает завтрашний день. Но когда пришло время прочно обосноваться в чреве чудовища, он выбрал для себя Миддлдэк. Куда более спокойный, основательный и прочный, добрый старый Миддлдэк. Загодя зная, что укрытие, которого он ищет, это не шалаш на берегу необитаемого острова, а его убежище на многие годы вперёд…

Брауни действовали не одни. Он должен был понять это сразу, вспомнив про потушенные фонари, следы воска на замках и страшные следы укусов на мёртвых телах. Готовясь исполнить свой приговор, они заручились какой-то силой, чья природа была ему пока непонятна. Силой, с одной стороны, рассудительной и хитрой, точно опытный преступник, но, с другой, кровожадной и яростной, как дикое животное. Может, потому они и