— Недавно на коневской иномарке разбили габаритный фонарь, и с виновником аварии он встречался несколько раз. К сожалению, мы не установили его личность. Я думаю, что это были встречи по поводу расчёта за причинённый ущерб. Инспекцию они не вызывали. Авария не зарегистрирована. Сейчас пытаемся его найти.

— Не нашли, значит, — завёлся полковник, и на его лице задёргалась бровь. — Это надо было уже давно сделать. Что вам мешало? У тебя теперь столько помощников. Только успевай командовать.

Максимов молча «проглотил» недовольство Бати. Возражать было глупо: прозевали владельца «жигулей» — дважды из-под носа уехал.

— А что всё-таки с дневником? Куда он делся? У вас есть какие-нибудь предположения? Где его искать? Или, может, вообще его в природе не было, а мы себе морочим голову.

— Дневник, вероятней всего, был, но для того, чтобы его найти, нужно провести в квартире обыск. Мне нужна санкция прокурора…

— Да вы что, в своём уме? — Полковник подскочил, как ужаленный. — Какая санкция? Кто нам её даст? Об этом сейчас и думать нечего. Пока надо работать тихой сапой, как работаете, и об обыске забудьте.

Глава 18

Николай и Иван рано утром вышли по Оломокиту. К вечеру они рассчитывали дойти до зимовья, которое стояло на этой длинной горной реке, на середине пути.

Теперь впереди шёл Николай, а за ним почти шаг в шаг — Иван. Клочков хорошо чувствовал тропу и быстро ориентировался на местности. Он шел молча и очень редко останавливался. Иван сразу определил, что темп у Клочкова намного выше, чем был у него. В первый час пути они почти в полтора раза опередили его график. Ивану показалось, что у Николая рассчитано каждое движение, каждый шаг. У Клочкова был длинный узкий рюкзак, плотно облегавший спину. Он пристёгивался к поясу широким ремнем, а сверху заканчивался вровень с головой. С таким рюкзаком он не перегибался, как Иван под тяжестью своей непомерно объемной и бесформенной ноши. Висевшее на плече ружьё делало Николая похожим на бывалого таёжника, каким его обычно представляет простой городской житель.

А Николай шёл и всю дорогу ломал голову над рассказом Ивана.

«Почему же был один выходной след? Куда делись те мужики — вся охрана? Это же почти два отделения солдат. Совершенно ясно, что из тайги вышел только один. Но кто это, кто он? А может, это и был дед Ивана? Хотя он оказался в самом худшем положении. Со всех сторон существовала угроза его жизни: еды нет, дорогу не знает, к людям подойти нельзя. Как в таких условиях можно выжить? Просто загадка. Всё, что рассказал Иван о своём любимом дедушке, скорей всего, — враньё. Или можно предположить, что его дед был неплохим таёжником. Хотя кто теперь знает, каким он был: может, ему просто повезло. Чего в жизни только ни бывает! А вообще как можно выжить в нашей тайге, что для этого нужно? Ну, ясное дело — оружие или хотя бы удочка. Летом есть грибы, ближе к осени уже ягоды пойдут. Значит, не считая подножного корма, хватит одной удочки. Получается, что если ты умеешь рыбачить, то с рыбой уже не пропадешь. Надо бы ещё поспрашивать Ивана насчет деда. Может, он чего-то вспомнит. Что он был за человек? Ну вообще-то пока я представляю — вроде не тюха-матюха. Раз охранника по голове поленом хряпнул, значит, решительный был мужик».

Они пересекли заболоченную долину, несколько раз переходили ручей и снова пошли вдоль него. Сейчас рюкзак Ивану не казался таким тяжёлым, как в первом переходе, идти было легко, но он не привык так долго и быстро ходить. Усталости Иван пока не чувствовал и забыл о времени, а когда посмотрел на часы, то оказалось — они идут больше двух часов. А о привале пока не было даже намёка. Солнце припекало, воздух раскалился. Мокрой стала от пота спина, и, глядя на шагавшего Клочкова, Иван удивлялся его выносливости.

Пока Иван не устал, он терпел, как мог. Подстраивался под шаг Клочкова, смотрел, куда тот идёт. Да и неудобно было показывать, что ты слабей напарника. Слабаков Иван сам не любил.

Они долго шли по долине реки, медленно спускавшейся вниз. Потом поднимались на пологий открытый склон и снова спускались вниз. Часа через три Николай сделал первый привал. Сняв рюкзак, он закурил и перемотал портянки. На его спине Иван увидел большое мокрое пятно. Мокрой была и его шляпа. Покурив, Клочков вскочил и больше не присел. Он сбегал куда-то в сторону, а когда вернулся, схватился снова за рюкзак.

После привала у Ивана заныла рука. На ходу он оттягивал лямку рюкзака, массировал сустав. Острая боль постепенно прошла, и он вспомнил про ночное видение.

«Опять дедушка приходил. Я, кажется, помог ему изгнать оборотня. Этот медведь, значит, и есть тот самый оборотень. В нем была душа того лейтенанта. Или, может, что-то я не так понял. Медведь — это медведь, а оборотень — это оборотень. Я уже совсем запутался. Ну ладно, не в оборотне дело. Дедушке надо помочь. Значит, там, где они работали, есть месторождение, и его надо найти».

Весь день они были в дороге и за это время только однажды пили чай и несколько раз ненадолго останавливались на привал. Они намотали километров двадцать, но странное дело: сильной усталости Иван не чувствовал. Даже наоборот — с каждым шагом приходило какое-то удовлетворение и уверенность в себе.

«Они же выходили с металлом, — в очередной раз возвращаясь к рассказанным Иваном событиям, думал Клочков. Он был таким же свежим, каким вышел с утра. — Если золота было много, то это очень приличный вес, а его же надо нести. Значит, если кто-то решил “мочить” охрану, то лучше всего это нужно было сделать где-нибудь поближе к поселку. Но слишком близко тоже нельзя, много риска. Мало ли кто мог бы их увидеть. Кстати, сколько же они могли намыть? Надо уточнить у Ивана, сколько времени они работали. А вообще что там уточнять, он откуда знает? Наверняка не меньше трёх месяцев — всё лето. Значит, если там шло нормальное золото, то даже на одной бутаре за смену можно снимать граммов по четыреста — пятьсот. Ну, прикинем — девятьсот за две смены. Ну, пусть даже восемьсот. Умножим на три месяца. Тьфу ты, на девяносто дней. Это значит… Это значит, что они намыли более семидесяти килограммов. Ну, это, конечно, слишком много. Такое возможно только при