не расстроилась. Так как далее черноволосый учил её распознавать о чём же болтают огромные синие киты общаясь меж собой, помогал чувствовать океан, считывать энергию морских существ, ведь оказалось, что он понимал их, но тем не менее в силу возраста Арии, попытки были вынужденно отложены на далёкое будущее, хотя задатки имелись.

— В будущем мы обязательно с тобою встретимся вновь. Но я обещаю, что в следующий раз тебе уже будет подвластно услышать о чём шепчет море.

— И когда же наступит это «будущее»? Ты всё время твердишь про будущее! — малышка крепко топнула ножкой обозначая протест перед неизбежным, — Скажи мне, скажи! Тут так легко и весело, а там почти никто не хочет со мною играть кроме Йонга, но и тот стал твердить про королевские законы! Мне пять, а вокруг лишь одни правила! Мне нравится тут! — дитя несколько раз зевнуло, нагло забралось прямо на руки к самому опасному существу двух противоположных территорий и слегка угнездовавшись стала приниматься ко сну.

Ещё юный на тот момент Владыка впервые ощутил усмирение собственного нрава, того, что яростью и порой непомерной жестокостью выплёскивался в мир после гибели отца. С ней он сам почувствовал себя не таким уж и взрослым, несмотря на взвалившиеся не по годам обязанности. Маленькое дитя всего лишь меньше чем за сутки оживило чистым светом его заблудшую и погрязшую в темноте душу. Крохотный ангел умещался в тех руках, которые ещё вчера жестоко лишали жизни гнусных существ, хотя и был повод для поступка, но методы устранения избирались крайне устрашающие. Жёлтые глаза стали влажными прочувствовав что ему ещё предстоит совершить… от несправедливости участи — кристально чистая душа прибыла в его мир влекомая не любопытством или жаждой наживы, а значит выбора в решении её судьбы не оставалось.

— Таковы правила, они есть, к сожалению, везде. Я сохранил твою жизнь, но однажды настанет час оплаты с твоей стороны… На суше, я слышал, говорят: "Око за око, зуб за зуб", а у нас, получается — жизнь за жизнь. Уже пора, Ария. Я буду беречь тебя, крохотное создание, даже несмотря на непреодолимые пространства. Поэтому — расти смелой, сильной и никого не бойся! А сейчас… русалки позаботятся о тебе.

Стряхнув ладонью несколько крохотных лимониатов с лавочки, он едва касаясь приложил два пальца за правое ухо девчушки, когда покачивал на руках уже прикрывшую веки и мирно посапывающую Арию. Его глаза, как два драгоценных гелиодора моментально загорелись, вспыхнув насыщенно-жёлтым огнём, словно из искрящийся радужки сейчас сыпались звёзды. В это время густое чёрное небо над ночным Алкаиром будто бы кто-то выпивал через коктейльную трубочку, после чего оно становилось светлее с каждой секундой до тех пор, пока ребёнок не получил особую метку — серебристую окантовку полумесяца, забрав ночной покой у города, а заодно и у Аарона.

— Теперь я тебя ни за что не забуду, но печаль в том, что позабудешь ты. Не спеши ко мне, прошу, и всё же… обязательно возвращайся, маленькая ночь.

С особым трепетом убаюканный ребёнок сладко витал в сновидениях теперь обнимая рыжую русалку. Та в свою очередь положила дитя на кору будто невесомое драгоценное пёрышко, и махнув разноцветием хвоста привлекла внимание обеспокоенных жителей суши, прочёсывающих каждый квадрат берега в поисках утонувшей принцессы.

Мираж неспешно рассеивался. Руки разжались, тем самым девушка надменно бросила в сторону противников катившуюся теперь по склону, подскакивающую на невысоких пригорках и неровных ухабах мимо остатка бойцов Тихого моря — голову советника Гара. Сделав полукруг, принцесса упала замертво на сырую израненную землю, давно не впитывающую настолько существенное количество красной жидкости.

Луи стремглав подгонял коня и нёсся через всё поле к Арии, добравшись он зажимал зияющую открытую рану в боку. Младший брат Владыки обнимал лицо, прижимал к себе, молил, просил, но, к сожалению, Луи не обладал абсолютно никакими способностями, и воскресить её, только что прикрывшую свои смелые очи не удалось бы никак.

— Владыка, она умирает! Эй! Сюда! Лекарей! Срочно! Да сделайте что-нибудь! — сморщенный, словно ранили его самого, Луи диким криком взывал на помощь покачивая девушку, будто успокаивая.

Сознание Аарона не воспринимало ровным счётом ничего, будто бы им управлял уже не человек. Прежде дракон уже испытывал подобные чувства, наверное, как раз в те времена, когда у него отняли самого важного человека в жизни — отца. После того случая Владыка вынашивал план мести островным, но с её появлением изменилось абсолютно всё. Правитель попросту не мог допустить, чтобы мир в котором она живёт — потерпел крушение. Сейчас же бесконтрольность действий возвращалась удвоенной дозой отключая имеющиеся до того сдерживающие факторы.

В это мгновение подлец выискался средь толпы и безвольной игрушкой болтался в острейших зубах всемогущественного змея. Аарон, облачённый в свою вторую ипостась, выбрал определённо оригинальный ответ на смерть Арии, и бросил израненное тело Гара к ногам Ливии. Хруст костей мерзко затрещал, когда чёрный змей раскрыл пасть, в такт капающей тёмно-красной крови с клыков дракона. Рыжеволосая с ранее тонкими чертами лица, а теперь отвратительным шрамом в половину физиономии, непонимающе с трясущимися руками упала на колени перед любимым.

— Я предупреждал тебя. Я говорил отступать. Ты меня ранил делом, а прежде — словом, и я простил. Забрал сестру — я учёл её выбор. Но ты переступил черту. Изумрудное море не прощает в третий раз. Всему есть предел! — слова произносились двоим, но доносились лишь до одного.

Гар чудом держался за последнюю невесомую ниточку жизни.

— Брат! Братик, родненький, прошу тебя, пощади его! Пощади нас! Прости! Я лишь хотела справедливости! — срываясь на крик и сложив руки в мольбе зеленоглазая в глубине души знала, что Аарон всё равно подарит ей милость и простит, однако…

— Моё терпение не бесконечно. У тебя было всё, и даже больше. Все женщины Алкаира завидовали тебе, имеющемуся у тебя и твоей беспечной жизни. Но ты, сестра, сделала свой выбор. Он убил её, ты же помогала и позволила это совершить. Я тоже сейчас жажду справедливости, Ливия. Слишком долго я защищал тебя и пытался понять, ну а сейчас… и ты меня пойми.

— Не делай этого! Умоляю! — рыжеволосая вонзалась ногтями в землю от невозможности теперь уже ничего сделать против брата и раз за разом с дичайшей болью в глазах рвала почву, царапала себе лицо, не обращая внимания на куски грязи под ногтями, а следом припадала к любимому в агонии лаская и целуя прощающегося с жизнью правителя. Хватило буквально минуты, дабы в итак порой безумном взгляде окончательно