— А бумаги тебе не дали, — заметил человек из соседней камеры. — Тески же не гадят?

«Бумагу?» — Гедимин на секунду подумал о листках ежедневника, но «макака», похоже, имела в виду что-то другое. Он посмотрел на ближайшую стену — там, как и в его одиночной камере, была ниша, а в ней стояли два контейнера с прозрачной жидкостью. «Для питья» — гласила надпись на одном. «Мыться» — было обозначено на другом. Тут же был раскладной стакан из прозрачного фрила, и Гедимин сцедил немного воды для мытья и, выплеснув себе на ладонь, растёр по лицу. Остатки он вылил за шиворот.

— Почему двери открыты? — спросил он, подойдя к решётке. С другой стороны донёсся смешок, переходящий в озадаченное хмыканье.

— Откры… Так, стой! Жёлтый код… Ты что, сверху⁈

Гедимин мигнул.

— Второй этаж, — неуверенно сказал он. — Вчера меня привели туда. И двери там были закрыты.

— Ясно, — отозвался человек, громко хлопнув в ладоши. — Так это ты вчера бежал⁈ Эй, Ди, ты слышал⁈ Это тот самый теск!

— Механик Джед? — в соседней камере что-то зашевелилось. — Джед, это ты?

— Я Гедимин, — отозвался сармат, опускаясь на койку. «Откуда мартышки всё узнают?» — думал он, проводя ладонью по глазам. «И когда голова перестанет гудеть? Это от станнера, что ли?»

— Вот оно что, — донеслось из-за решётки. — У нас тут жёлтый код. Удрал в первый же день, взорвав пол-этажа. Так что взрывчатку ему в руки больше не дают. У нас тут жёлтый код без бомбы. Давай-ка тише, а то стены тонкие…

Гедимин поморщился. «И чего мне в одиночке не сиделось?» — с тоской подумал он, пристраиваясь на койке. Внизу, в отдельной нише, он нашёл плоскую подушку и тонкий слой белой ткани — вероятно, одеяло; доставать не стал — вокруг и так было слишком много «мартышечьих» вещей. Он перевернулся на спину, подложив руку под голову, и вытянулся во весь рост, уперевшись макушкой в стену, а ступнями — в защитное поле. На той стороне коридора хмыкнули и что-то пробормотали; Гедимин расслышал слово «амбал».

— Тихо! — донеслось из коридора, и сармат услышал грохот стальных «копыт». В этот раз экзоскелеты громыхали не из-за изношенности — охранники старались топать как можно громче.

— Вот он, — сказал один из тюремщиков, останавливаясь напротив камеры Гедимина. — Жёлтый код, особый надзор.

— Знаю, — буркнул второй, заглянув в наручный смарт. — Гедимин Кла… Кет? Может, скажешь, куда ты вчера так спешил?

Первый фыркнул в респиратор.

— Вроде бы не вчера на Луне, — пробормотал он. — Мог бы запомнить, что бежать некуда. Ну, поздравляю, — плюс год к сроку!

Гедимин мигнул.

— У него уже двадцать пять, годом больше, годом меньше, — махнул рукой второй экзоскелетчик. — Ладно, посмотрели и будет. Там обед привезли?

«Обед?» — Гедимин по старой привычке покосился на запястье, но не увидел ничего, кроме браслета с шокером. «Сколько сейчас времени? Уже полдень?»

— Обед-обед-обед, — донеслось из-за решётки. — Что у нас сегодня? Вторник?

— Да хватит елозить! — отозвались с другой стороны коридора. — Жри, что дают! Весь день бубнит, и бубнит, и бубнит…

Из коридора донёсся звон, переходящий в гул и медленно стихающий. Гедимин мигнул. «Снова бронзовая пластина,» — определил он по звуку. «Но не скрученная, а плоская. Где они их берут? Наверное, запись…»

В нижней части защитного поля появилась узкая брешь на два просвета решётки. В коридоре послышался шум проезжающей гусеничной тележки. Рядом с ней громко топал экзоскелетчик. Гедимин поморщился. «Вот так они и ломают пневмоприводы. Зачем так грохотать⁈»

Тележка остановилась перед его камерой, щёлкнула, и два узких, но длинных контейнера влетели точно в просветы решётки и упали сармату под ноги. «Окошко» закрылось. Гедимин подобрал ёмкости и повертел их в руках, озадаченно хмыкая. Это были немного модифицированные контейнеры для еды — со внутренними перегородками. Содержимое ячеек было разных цветов, но одной и той же консистенции и формы — плотные квадратные ломти сантиметровой толщины. В крайней ячейке лежал небольшой красный кубик.

— Томатный сок! — донеслось из соседней камеры. — Эй, Джед! Будешь меняться — крикни!

— Какое ему «меняться», он тут первый день, — отозвались из-за стены. — И на кой тебе томатный сок⁈

«Мартышечья еда,» — Гедимин, поморщившись, нехотя вскрыл контейнер. «Чем она пахнет? Органика…»

Он заглянул в соседнюю камеру — там сидели двое, и у каждого была своя койка. Сейчас они разложили на одной из них еду и быстро поглощали, складывая ломти из разных ячеек вместе и откусывая от них, как от одного куска. Гедимин, запомнив сочетание цветов, повторил за ними. Откусить удалось, проглотить было сложнее. Сармат зажмурился и несколько секунд думал о сублимированной Би-плазме. Это сработало, благо на вкус тюремная еда от неё совершенно не отличалась. «Это Би-плазма,» — подумал сармат, собирая ещё несколько ломтей. «Просто окрашенная. „Макаки“ любят, когда всё цветное и пахнет.»

Несколько раз желудок скручивало спазмами, но через пару минут Гедимин приспособился и доел содержимое контейнера, уже не отвлекаясь на неприятные ощущения и всплывающие воспоминания. Последним он закинул в рот красный кубик — и тут пришлось задержать дыхание: у этой штуки вкус был, и довольно заметный. «Sa hasu», — беззвучно выдохнул сармат, заливая следом стакан воды. «Трудно мне тут будет. Даже с едой проблемы…»

За решёткой кто-то зафыркал, давясь смехом.

— Эй, теск, это надо было в воду, — запоздало пояснил сосед. — Оно растворяется, понимаешь? Нет, тебе точно всё отбили…

«В воду?» — Гедимин с трудом вспомнил значение слова «сок» и досадливо сощурился. «Понял. Значит, такие кубики — для питья. И эта мартышка любит красные. Надо было с ней поменяться. Такая дрянь…»

— В другой раз тебе отдам, — буркнул он, глядя на пустые контейнеры и пытаясь сообразить, куда их теперь девать. В решётке снова открылись просветы, и Гедимин вытолкнул мусор наружу.