Но Алиса придумала план поизящнее. Она потыкала пальцем в дисплей смартфона. Стас догадался, достал из кармана телефон и прочел сообщение:

«Я уведу его в другую комнату, а ты забери блокнот».

Стас показал Алисе большой палец. Замок никак не поддавался. Леша опустил руки.

— Не получается. Извините, я в таких делах Алеша.

— Да мы уже знаем, что ты Алеша… — пробормотала Алиса.

Она явно не поняла соседского сына, а вот Стас понял все с полуслова. Его лицо расплылось в улыбке.

— Ниче страшного! Давай ключи. Сейчас зерг-рашем попробуем.

Леша оживился. Стас осмотрел ключи: они были похожи. Леша не только перепутал верхний замок с нижним, но и пихал ключ не той стороной. Стас быстро открыл дверь и без колебаний зашел в квартиру Антона.

Леша не выдержал первым.

— На чем катаете?

— На тяжах в основном. T57 или Т-10. А ты?

— Я по САУ загоняюсь. А в клане на бабахе.

— Американскую арту уважаешь?

— Не, я больше по британцам. У американцев динамика ниже среднего.

— Зато разовый урон какой, да и сплэш отличный. Ну и душняк тут. — Стас огляделся. — Пошли на балкон, я покурю. А девчонка пока погорюет тут, окей?

Леша охотно кивнул, явно желая возразить в ответ на аргументы Стаса об американской арте. Стас пропустил Лешу на балкон, а затем, не заходя следом, закрыл дверь на замок и прихватил в кухне табуретку.

Алиса засмеялась и скорчила соседскому сыну рожу. Стас забрался на антресоль и выудил оттуда блокнот, тут же отдал его Алисе. Алиса спрятала блокнот за пазуху. Стас развел руки в стороны. Извини, мол, Леша. Сам лоханулся.

Пока они бежали до соседнего двора, Алиса заливалась смехом.

— Боже, Стас, как тебе в голову такое пришло?

— Да не знаю. — Стас притормозил на секунду, чтобы отдышаться. — Сначала хотел вместе с ним выйти, а тебе сообщение в телеге написать, подсказать, где блокнот лежит. Но стало лень печатать. Подумал — можно же проще! Балкон не открывается изнутри.

— Представляю глаза его матери! Интересно, у него телефон с собой?

— Да она прибежит через десять минут, если уже не прибежала. По-любому к глазку прилипла.

Солнце цеплялось за крыши панелек, последние лучи мелькали на рыжих волосах Алисы. Ей шла пьяноватая… Не то улыбка, не то ухмылка, и Стас подумал, что смерть Антона поразила его исключительно потому, что Антон был молод, ведь смерть — это то, что приходит на закате, что случается с седыми морщинистыми стариками, которым давно уже не в радость собственное существование. И Алиса даже теоретически не могла присутствовать на похоронах Антона, потому что красивой девушке с такой улыбкой, с такими волосами, с хитринкой в зеленых глазах нечего делать в гостях у смерти, рядом с пластмассовыми венками, могилами и восковой фигурой в гробу.

— Фух, никак не успокоюсь, — отдувалась Алиса и откидывала челку в сторону. — Видел бы ты его лицо!

Стас шел рядом, почти вплотную — и взял Алису за руку. Та резко остановилась, Стас потянулся обнять ее за талию, но Алиса отшатнулась, и в руках у нее тут же появился… Дезодорант?

— Сделаешь хоть одно движение — залью баллончиком! — сказала она, и Стас понял, что никакой это не дезодорант. Это перцовка.

Стас ослушался и протянул руку вперед, но Алиса тут же прыснула пару раз баллончиком в землю. Стас покорно замер.

— Надо ж было все испортить. Урод!

Алиса развернулась и ускорила шаг, практически убегая под арку, через которую была видна дорога и пролетающие изредка автомобили. Стас остался стоять один посреди двора. Он смотрел, как Алиса удалялась, ее волосы раскачивались на ходу, но уже не блестели — солнце окончательно скрылось за домами, и двор погрузился в сумрак. Стас развернулся и потопал наугад вглубь микрорайона.

Из будки «Охрана двора» как сумасшедший орал телевизор.

Из плоти и крови

Клякса ночи расползлась по однокомнатной хрущевке, поглотила предметы, вещи, сгладила углы и стерла линии. Редкий человек захотел бы вылезать в такое время из кровати, опускать ногу в бездну и брести на ощупь в соседние комнаты. Люди крепко спали, а те из них, что просыпались по нужде, решали потерпеть до утра. Но в этой квартире происходило нечто странное. Дверца холодильника «Пион» белела в темноте и, поскрипывая, двигалась по дуге. Наконец, она ударилась о стену, и Антон увидел старушку в обвисшей ночной рубахе. Она вцепилась руками в бутылку и хлебала молоко прямо из горлышка. Антон потряс ключами. Старушка перестала пить, замерла. Будь она жива, потеряла бы сознание от страха.

— Пойдем, Раиса, — произнес Антон как можно спокойнее. — Нас ждут.

— Не пойду, — пролепетала старушка. — Зачем? Я здорова.

— Ты умерла. Ты же читала письмо, Раиса.

— Ничего я не читала! — сказала Раиса.

— А на столе в зале что лежит?

— Это ошибка! Я здорова!

Антон различил в ее ответе истеричные нотки.

— Нет, ты умерла.

— Я пью молоко!

— Потому что ты умерла. Иначе бы тебя стошнило.

— Нет, я выздоровела! Все в порядке!

На лицо умершей падал свет уличного фонаря. Кожа обтягивала череп, делая старушку похожей на скелет, глаза округлились на фоне исхудалого лица, голову прикрывал едва заметный пушок. Эта драться не станет… Антон шагнул вперед и схватил Раису за руку чуть выше локтя. Умершая выпучила глаза, беззубый рот растянулся черной дырой. Антон сжал ладонь еще сильнее, и старушка обмякла, осела на линолеум. Бутылка упала, и молоко, булькая, полилось. Антон положил Раису, достал из куртки виниловые перчатки, надел их и только потом схватил умершую под мышки. Одинокая онкобольная с метастазами в печени — такой не до гигиены.

Раиса оказалось легкой как пушинка. Антон без проблем поставил ее на ноги и потащил к выходу. Умершая перебирала ногами, но самостоятельно идти не могла. Антон наступил в лужицу молока.

Восемнадцать.

Одиннадцать.

Двадцать пять.

Их число разнилось день ото дня — тех, кто умер, закончил свой жизненный путь, иссяк или отмучился. Далеко не каждому повезло уснуть, нет! Многие годами принимали поставленный им диагноз, стонали от боли, лезли на стенку от мучений, но потом, испытав главный в жизни катарсис, забывали о страданиях. Иссохшей старушке казалось, что она излечилась от болезни назло врачам и прогнозам, что теперь ей можно кушать любые продукты, что кости не ломит, что наступила вторая молодость, которую жизнь даровала ей за отвагу и терпение. Увы, это были