* * *

— Утром подадим заявление, — говорит Максим, пропуская меня в калитку. — Нельзя останавливаться. Надо всё задокументировать и продолжать бороться. Если мы будем капать им на темечко, рано или поздно они вышлют к нам экспертизу.

— Пока дождь не пройдет и не смоет все улики, — грустно улыбаюсь, утирая под глазами слёзы.

Где-то между началом нашей «деревни» и домом до меня дошло, что пасеку уже не вернуть, а вот детей надо сохранить, чего бы мне это ни стоило. Поэтому, успокоившись и взяв себя в руки, я постаралась ускориться.

Внутри тихо. Девочки спят, я скидываю обувь и как есть — перемазанная растрёпанная, пахнущая пожаром — тороплюсь к ним в комнату. Старшая перебралась в кроватку к младшей и обнимает её.

Так бывает, когда младшая вскрикивает во сне. Несмотря на вздорные и упрямые характеры, девочки очень любят друг друга.

Ася прижимает малышку к себе, словно большого плюшевого медведя, и это так мило, что я невольно улыбаюсь.

Обернувшись, я замечаю, как пристально наблюдает за мной Максим.

В его взгляде читается тепло, от которого мне невольно становится легче.

— Пойдём, тебя нужно помыть, — шепчет Дубовский.

— Я могу сама, — печально, — я уже взрослая.

— Ну какая же ты взрослая? Вон какая мелкая, — имеет в виду нашу разницу в росте.

И эти слова звучат так неожиданно забавно, что я против воли, шмыгая носом и растирая соль слёз по лицу, хихикаю.

Вернувшись домой, я понимаю, что дети — главное, ничего нет важнее, основное сейчас — сохранить детей. Всё другое не имеет значения.

Завтра я устроюсь на работу в столовую. Я снова поеду в банк, попробую договориться. Я наконец-то займусь домашними делами и наведу порядок, выкину весь хлам. Я начну учить старшую читать, я справлюсь. Буду заниматься с ними.

Не может быть у человека так много горя. Должен быть просвет.

— Пойдём, — повторяет Максим.

И ему каким-то образом удаётся меня отвлечь, сконцентрировать всю мою отрицательную энергию на своих губах, шепчущих слова поддержки. Они у него красивые: крупные, с четким привлекательным контуром, словно нарисованные грифелем талантливого мастера.

Дубовский заводит меня в маленькую тесную ванную, пытается снять майку.

— Я сейчас должна реветь и искать документы на пасеку. Мытьё подождет.

— Ну нет. Если бы ты взглянула на себя в зеркало, то поняла бы, что плакать тебе больше не нужно.

Я оборачиваюсь. Мельком глянув на свое отражение и ужаснувшись, прячу лицо в ладонях.

Максим веселится, пытаясь убрать руки. И секундное ощущение силы его пальцев на моих запястьях будоражит. Его прикосновения приятны мне, несмотря на ситуацию. Я чувствую жар от его крупного тела. В моей крохотной ванной невозможно тесно для нас двоих.

— Ты отходчивая, Ксения, это хорошее качество.

— Ты тоже. Недавно злился, планировал расправу, а теперь вот надрываешь животик со смеху.

— Животик? Неправда, у меня пресс, об меня можно пораниться, — бьёт ладонью по животу, вызывая во мне новый приступ веселья.

— Я стараюсь уговаривать себя и искать положительные моменты, — вспоминаю я о том, что было.

— Вот да, — привычно поддерживает Максим. — Это правильно. Моя бывшая жена всегда орала часами, потом снова орала и так по кругу. После того как мы прожили с ней вместе десять лет и у нас родилось двое детей, она сказала, что полюбила другого и уходит от меня. Я тогда тоже сильно злился, планировал план мести.

Наклоняю голову к плечу, заглядываю ему в глаза, игриво поджимая губы.

— Бли-ин, ты больше не ведёшься на это? — подмигивает Дубовский.

— Нет конечно. Нет у тебя никаких жён.

— Однако где-то есть трое детей и годовалый пасынок.

— И крестница.

— Крестница?

— А почему бы и нет? Маленькая рыжая девочка с голубыми волосами.

— Рыжая девочка не может быть с голубыми волосами, ты нарочно запутываешь меня, Ксения.

Он смотрит на меня не отрываясь, я чувствую его желание. Удивительное ощущение легкости. Как будто если будет рядом Максим, то всё будет хорошо. Между нами необъяснимое страстное влечение и ещё особенная трепетность в отношении.

И, проникшись моментом, Максим, стерев большим пальцем правой руки золу с моих губ, наклоняется ближе.

— Никогда не целовал настолько грязную девушку.

— А ты закрой глаза и представь, что я в бальном платье.

— Ну нет, Ксения, я вижу тебя в деревянных башмаках и фартуке, как у Золушки. Ты собираешь для меня помидоры на огороде и шелушишь горох.

— Горох? — гогочу как дурочка, несмотря на то что кое-где кожа горит от ожогов. — У тебя бурная фантазия, Максим Дубовский.

Чувственно выдыхаю, задев мужские губы и забыв обо всем на свете.

Этот таинственный фиктивный жених нашёл лекарство и знает, как вылечить мою израненную душу. Наверное, мне с ним повезло.

Максим прикасается к моему рту, овладевая губами, и этим ласковым, поначалу осторожным, но в то же время сладострастным и твёрдым движением он забирает себе все мои проблемы. С каждым рывком его поцелуй становится всё более дерзким и бесстыжим.