Шрифт:
Закладка:
– Мои нервы в порядке, – сказала Малин. – Настолько даже, что такая мелочь, как разговор о прошлом, не пугает меня, заставляя прятаться в угрюмых тенях.
Гуннар фыркнул и прикрыл это притворным кашлем.
Гад.
Когда я ничего не ответил, Малин покачала головой и встала на колени перед сбитой с толку госпожой.
– Ты ее так еще подержишь, Гуннар?
– Да, – сказал он. – И я бы предпочел не мучиться утром от головной боли из-за того, что держал дольше необходимого.
Малин постучала по лбу госпожи.
– Думай о торговцах с маскарада.
Гуннар приподнял подбородок женщины костяшкой пальца, когда та обозвала Малин.
– Делай, как она говорит.
Когда Салвиск вновь стала покладистой, я расслабил плечи и встал рядом, наблюдая, как Малин поднесла губы ко рту Салвиск. Ее щека дернулась, когда у госпожи вырвался длинный, мощный выдох, как будто она могла заснуть в любой момент.
Малин закрыла глаза, задержала губы на миллиметр от пухлых напомаженных губ Салвиск и сделала вдох.
Ее месмер когда-то меня зачаровывал. Если честно, это все еще было так. Просто я знал, каким риском все обернется, узнай не те люди о ее Таланте.
Спустя несколько ударов сердца Малин уселась на пятки. Ее ресницы трепетали над покрытыми веснушками щеками. Пусть я и пытался быть холодным, хотел бы я чувствовать меньше, когда она подходила слишком близко. Меньше сосущего ощущения в животе, меньше кувырков в груди.
Чуть ли не каждый день я не мог решить, стоит ли мне бежать или протянуть руку и коснуться ее.
К тому моменту, как Малин вновь открыла глаза, я крепко сжал кулаки.
– Дофт, – сказала она, встретившись со мной взглядом. – Сделку заключил мужчина по фамилии Дофт.
Если боги существовали, они, верно, презирали меня.
– Хорошо, – сказал я. – Что-то еще?
Барабаны снаружи зазвучали громче. Я их проигнорировал и смотрел на Малин, которая, пошатываясь, поднималась с колен.
– Этот человек, Дофт, должен был недавно покинуть Клокглас, может, две зари тому назад. Он упоминал что-то о Скиткасте, – сказала она.
– Скиткаст? – Гуннар улыбнулся. – Хвала небесам. Там броан – ты такого нигде не пробовала, Мал.
– Что еще, – я не спрашивал. Это было намеренное требование. Времени не оставалось.
– Что-то про Игры Дикой Охоты.
Дикая Охота как-то приезжала в Клокглас. Всадники скакали по всему региону, трубя в козьи рога, выкрашенные под золото, охотясь за спрятанными ленточками и флагами, а затем сходясь в яростных схватках, чтобы доказать, кто из них величайший охотник или охотница.
Мы с Малин смотрели на это с дуба. Помнила ли она?
Растреклятое пекло. Да мне плевать, помнила ли. Это в данный момент не имело значения. Вообще не имело значения.
– Есть еще кое-что. – Малин без разрешения стала рыться в стопках пергамента и тонкой рисовой бумаги, лежащих на узком столе возле прикрытой шкурой двери.
Госпожа Салвиск щелкнула языком, выскальзывая из полусна, вызванного месмером Гуннара.
– Руки прочь от моих вещей, или окажешься на спине там, где тебе самое место, девчонка.
– Еще немного, Гуннар, – Малин произнесла это почти как мольбу.
Один щелчок пальцев – и Гуннар снова вогнал Салвиск в причудливый ступор.
– Малин, – предупредил он, – мне в череп впивается гвоздь.
– Ну так умолкни и не мешай искать.
На расстоянии было безопаснее, но мое проклятое тело отказывалось подчиняться. Сделав три шага, я оказался у нее за спиной.
Она содрогнулась, но не посмотрела на меня.
– Пришел запугать меня, чтоб я слушалась, Повелитель теней?
– Помочь, – огрызнулся я, – если ты скажешь мне, что ищешь.
– Книгу учета. Мужчина в воспоминании оставил ее здесь, чтобы сделать первую ставку на, как он сказал, остатки непроданных альверов, которыми Салвиск будет торговать на маскараде.
– На маскараде альверами не торгуют. Их продают на открытом аукционе.
– В этот год все по-другому. Он это упоминал, но в воспоминании деталей не раскрыл. Кейз, дело слишком исключительное, мы сами не справимся.
Не стоило ей произносить мое имя. Оно пробуждало слишком многое.
Я испустил вздох, блуждая взглядом по заваленному пергаментом столу, по корзинам под ним, заполненным книжицами.
– А книга учета скажет нам, где проходит торговля?
– Возможно. В ней должны быть имена. В ней может быть Хаген, и тогда мы узнаем, куда его повезут на Маск ав Аска.
Торговля альверами во время маскарада? Такого прежде не делалось. Я оставил себе мысленную пометку, чтобы как можно скорее этим заняться.
Глазами я пробегал по стопкам пергамента и бумаги, но лишь для вида. Я здесь едва ли помогу. Были у меня слабости, которыми я ни с кем не стану делиться. Не со своей гильдией. И уж точно не с Малин Штром.
Но, как дурак, я сам вызвался помочь проверить все, где были слова и записи.
Из одной корзины я вынул толстую пачку линованного пергамента в переплете из свиной кожи.
– Это оно?
Малин бросила на нее быстрый взгляд.
– А там есть список имен?
Она задавала слишком много вопросов, на которые у меня не было ответа.
Мое лицо окаменело, и я швырнул книжицу на стол.
– Сама мне скажи, это ли ищешь. Да побыстрее.
Она впилась в меня глазами, как женщина, таящая в себе немалую жестокость, но моргнула и отвернулась, просматривая страницы.
– Гуннар, взгляни.
Гуннар поспешил к ней.
– Кейз, она права. Здесь daj.
Он ткнул в какую-то строчку. Я не смотрел. Достаточно было услышать, что имя Хагена вписано в эту странную сделку. Боги. Что же Ивар запланировал для Маск ав Аска?
Что бы это ни было, шанса реализовать задумку ему не представится.
– У нас есть что нужно. Впускай их, Гуннар, – сказал я.
Гуннар поспешил к окну и пинком выбил пузырчатое стекло. Салвиск сдавленно вскрикнула, когда Линкс внес свое массивное тело в комнату.
– Здесь что, вся треклятая гильдия? Ну и какой тогда смысл приходить по отдельности? – спросила Малин, раздраженно вздохнув.
Я ее проигнорировал и быстро двинулся к двери.
– Скорее, – рявкнул я. Меня нервировало напряжение, а то, как Малин смотрела на меня, будто хотела выкрикнуть мне в ответ тысячу жестоких слов, заставляло меня чувствовать себя не мужчиной, а терновым кустом.
Линкс положил ладони на лицо Салвиск. Два вдоха всего-навсего, и она уже завалилась на бок, едва дыша.
– Вы ее убьете? – спросила Малин.
Я моргал, пока оба глаза не затянула тень.
– Да.
Больше нечего было сказать, нечего объяснять. Наши роли больше не требовали от нас находиться рядом друг с другом. Я вынул свой керамбит, один раз крутанул его
