Шрифт:
Закладка:
Какие же произведения были приобретены и в какие музеи они попали?
В Третьяковскую галерею были отобраны и переданы 13 лучших в художественном отношении портретов, а именно портреты Красина, карандаш, 1926 г., Бабеля, тушь, перо, 1911 г., А. Н. Толстого, тушь, перо, 1936 г., Леонида Андреева, тушь, перо, 1911 г., Барбюса, тушь, перо, 1926 г., Замятина, тушь, перо, 1921 г., Пудовкина, тушь, перо, 1924 г., Есенина, тушь, перо, 1932 г., Бунина, тушь, перо, 1914 г., Эйзенштейна, тушь, перо (год не обозначен, но выполнен уже в Париже).
Почему-то галерее понадобились и портреты-новоделы, исполненные художником в 1967 году и в больших против оригинала размерах: Сергея Есенина, тушь, перо (с оригинала 1923 года), Я. М. Свердлова, тушь, перо (с оригинала 1918 года), Антонова-Овсеенко, карандаш (с оригинала 1923 года).
В Третьяковскую галерею были переданы лучшие эскизы театральных декораций и костюмов: «Ревизор» Н. Гоголя.
1. Комната Хлестакова в гостинице, гуашь, наклейки. Париж 1929 г. Превосходный эскиз по живописным качествам.
2. Эскиз костюма Хлестакова.
3-4. Два эскиза костюмов на одном листе. «Le Passage de Princes» (Ж. Оффенбах и Гортензия Шнейдер), музыкальная комедия Шарля Мере. Париж, 1933 г.
5-10. Шесть эскизов большого размера, гуашь. «Свадьба Фигаро» Бомарше. Гамбург, 1956 г.
11. Эскиз декорации, гуашь.
В музей имени Бахрушина были переданы следующие эскизы декораций и костюмов:
«Гамлет». Балет Бр. Нижинской на музыку Ф.Листа, Париж, 1934 г.
1-6. Шесть костюмов (действий) и занавес большого размера, гуашь.
«Королева Виктория», пьеса А.Моруа. Париж, 1937.
7. Эскиз декорации, гуашь.
«Евгений Онегин». Опера П. Чайковского. Париж, 1942 г.
8. Комната Татьяны, гуашь.
«Бездна» по Л.Андрееву. Париж, 1946 г.
9. Комната в публичном доме, гуашь.
«Скверный анекдот» по Ф. Достоевскому. Париж, 1957 г.
10. Эскиз декорации, гуашь.
«Чайка» А.Чехова. Гамбург, 1960 г.
11. Эскиз декорации. Гуашь.
Наконец, видимо помня, что Ленинград является городом трех революций, и забыв по обыкновению, что Русский музей является художественным музеем, Министерство культуры СССР передало музею следующие портреты: В.И.Ленина, карандаш, 1921 г., Кропоткина, тушь, перо, 1919 г., Тухачевского, карандаш, 1923 г., Енукидзе, карандаш, 1923 г., Зофа, карандаш, 1923 г., Сталина, карандаш, 1924 г., Ворошилова, карандаш, 1923 г.
Русский музей получил также три эскиза декораций: два эскиза к миниатюрным пьесам театра «Летучая мышь» Н. Балиева. Париж, 1929–1930 гг. (гуашь) и эскиз комнаты графини к «Пиковой даме» (драма по А. Пушкину) Фердинанда Назьера. Париж, 1933 г., тогда как эскиз комнаты Германа передан Бахрушинскому музею. Конечно, было бы разумней все эскизы декораций передать музею Бахрушина и не распылять их по трем музеям. Однако, какими соображениями руководствовались работники Министерства, распределив именно так приобретенные произведения Ю. П. Анненкова, понять сейчас довольно трудно. Пока мне нигде не удалось установить, куда были переданы портреты Маяковского, карандаш, повторение 1967 года с оригинала 1923 года и эскизы трех костюмов на одном листе к балету «Гамлет» Б. Нижинской на музыку Листа, Париж, 1934 г.
Март 1992
Марк Шагал
Это была грандиозная выставка. Она состояла из более 600 предметов искусства, начиная от уникальных палеотических статуэток, скифского золота, многочисленных икон, живописи, скульптуры и произведений прикладного искусства с XVIII века до наших дней. Там было собрано все лучшее, что хранится в наших музеях.
Выставка так и называлась: «Русское искусство от скифов до наших дней. Сокровища советских музеев».
Она осуществилась под патронажем Председателя Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик Николая Подгорного и Президента Французской Республики генерала де Голля, что придавало ей значение межгосударственных отношений. Ее возглавляли солидные почетные комитеты и организационные комитеты с французской и советской сторон.
Около тридцати музеев, институтов и других организаций дали свои лучшие экспонаты на эту выставку. Особенно щедро откликнулись Эрмитаж, Третьяковская галерея, Исторический и Русский музеи.
Кажется, впервые была осуществлена столь значительная демонстрация изобразительного искусства нашей страны за рубежом. Для французов это было настоящее открытие русского искусства. На выставку стояли очереди, спрос на каталог был настолько велик, что французы вынуждены были печатать его второе издание.
Выставка разместилась в Париже в Grand Раlais и функционировала три месяца с 22 октября 1967 года по 22 января 1968 года. На торжественное открытие выставки вместе с министром культуры СССР Е. А. Фурцевой были приглашены директора: Эрмитажа – Б. Б. Пиотровский, Третьяковской галереи – П. И. Лебедев, Исторического музея – В. Т. Вержбицкий, Русского музея – В. А. Пушкарев. Все они были приглашены французской стороной за ее счет на пять дней. Однако прибыли в Париж только Фурцева, Пиотровский, Лебедев, Вержбицкий. У Фурцевой спросили, а где же monsieur Пушкарев? Екатерина Алексеевна сходу, не задумываясь выпалила «накатанный» ответ: «А он заболел». У нас довольно часто тогда «болели» лица, выезд за границу которых был нежелателен или просто наводилась грошовая экономия на авиабилетах. Подготовка к поездке за рубеж являла собой сложный и длительный процесс: помимо обычных процедур с визами, надо было получить разрешающие согласия от КГБ и партийных инстанций. За это время никто, ни министерские чиновники, ни мои коллеги директора музеев не обмолвились ни единым словом о столь почетном приглашении во Францию на торжественное открытие выставки.
«Значит, monsieur Пушкарев заболел?» – «Да, заболел», подтвердила Екатерина Алексеевна. «В таком случае мы приглашаем его на закрытие выставки». Деваться некуда, надо соглашаться.
Дело в том, что в свои предыдущие поездки во Францию я установил контакты в Министерстве культуры (зам. министра господин Жожар) и в Министерстве иностранных дел (госпожа Моник Лоншон). С ними я обсуждал, в частности, вопросы возвращения и вывоза предметов русского искусства и культуры из Франции на родину. Отношение было самое благожелательное. Советовали совместно начать широкую деятельность в печати и других средствах массовой информации, чтобы поднять эмоциональное настроение русских людей во Франции и побудить их передавать предметы искусства на родину. Причем высказывалось пожелание, чтобы какая-то часть (меньшая, разумеется) оставалась бы в качестве дара во французских музеях, так как деятельность эмигрировавших в свое время русских представителей искусства и культуры стала и французской принадлежностью. Разумеется, тогда же все это было доложено мною и в нашем посольстве в Париже, и в Министерстве культуры в Москве. Но все это уходило в песок и не имело никаких последствий.
Вероятно кто-то из упомянутых моих французских знакомых