Знаете, Перси, сейчас я пьяная, а пьяному можно говорить такое, что не позволено трезвому. Так вот, если бы не ваше влияние, если бы не постоянные мысли Мэри о том, что она может потерять вас, что в один из дней вы уйдете и не вернетесь… короче, все это в результате создало идеальные условия для написания черного романа.

Вы не думали, почему читатель в большей степени сочувствует уродливому порождению гения ученого и в меньшей — самому ученому? Не потому ли, что Мэри привыкла быть отверженной и была таковой всю жизнь с вами?

В общем, так, я закончила портрет, но это не портрет Перси и не портрет Мэри в привычном смысле этого слова. Слышали когда-нибудь, что муж и жена, прожив бок о бок много лет, становятся похожи друг на друга? Так вот — это ваш общий портрет, я соединила черты мужчины и женщины воедино. Поэтому изображенный на портрете человек напоминает андрогина, но это только самое поверхностное суждение. В общем, я все сказала. Смотрите.

После чего художница развернула мольберт. Мэри ахнула, Перси поднялся на нетвердых ногах, а Клэр засмеялась. Тогда как художница отошла в сторону и, взяв кувшин за ручку, подняла его, как будто собирается трубить в горн, и принялась жадно пить. Розовое вино струилось по смуглой коже, проникало за ворот платья, а она пила, пока не рухнула тут же на подушки и не захрапела.

Портрет работы Амелии Керран поразил всю троицу до такой степени, что они еще долго разглядывали его, точно какую-то странную мозаику, выискивая знакомые черты. Это было удивительное произведение, небывалое и великое. Алхимики говорят о слиянии мужского и женского в идеального ангела-андрогина, об алхимической свадьбе, в результате которой возникает золото королей или философский камень, но то, что сделала Керран, как раз и было настоящим философским камнем, это был портрет Шелли — не Мэри и не Перси, и одновременно с тем это был их общий портрет. Не групповой, а именно в единственном числе.

На следующий день, когда все как следует проспались и решили еще раз обследовать удивительную картину, а заодно попросили Амелию еще раз пересказать все, что она сообщила им вчера, дабы Перси мог записать для истории ее тезисы, художница только удивленно пожимала плечами. Она не помнила своей длинной речи, да и вообще не помнила, чтобы что-то такое говорила, тем более упрекала в чем-то автора "Королевы Мэб".

Ей действительно очень понравился "Франкенштейн", но судила она о нем, как судил бы любой рядовой читатель, не делая никаких глубоких и, упаси боже, могущих обидеть кого-либо выводов.

И как бы Мэри и Перси ни пытались задавать ей наводящие вопросы, Амелия так ничего и не припомнила.

Возможно, они бы повторили свои попытки на следующий день и даже еще раз напоили бы художницу, но тут Уильяму стало совсем плохо. Его убивала римская жара, и при этом больного ни в коем случае не следовало куда-либо везти, так как дорога расправилась бы с ним еще скорее. 5 июня Мэри записала: "Жизнь Уильяма в величайшей опасности. Мы не поддаемся отчаянию, но не имеем ни малейших оснований для надежды. Вчера у него были предсмертные судороги, но его жизнь удалось отстоять… Горе последних наших дней непередаваемо… В нем вся моя надежда".

Две ее дочери уже умерли и покоились на разных кладбищах, теперь судьба отнимала еще и сына. Днем и ночью Мэри и Перси дежурили у постели их умирающего ребенка. Засыпая от усталости, Мэри видела одну и ту же картину: над ее несчастным сыном склоняется похожий на гору монстр. Безымянное, ненавидимое своим создателем существо, впрочем, в последнее время она все чаще слышит не "чудовище Франкенштейна", а "чудовище Франкенштейн". Получается, что монстр присвоил себе имя ученого.

Из глубины памяти всплывала давно позабытая легенда, говорят, что, для того чтобы уничтожить врага, необходимо узнать его подлинное имя. Франкенштейн — теперь его зовут Франкенштейн! Но это не настоящее имя, мало ли кто как назвался, для того чтобы навредить противнику, необходимо узнать его истинное имя, но в том-то и дело, что у демона не было никакого имени.

Самое простое, конечно, отправиться в Европу, выкупить все непроданные экземпляры "Франкенштейна" и сжечь их, пока не стало совсем плохо. Но в последнем письме отец с гордостью сообщал своей гениальной дочери, что уже переиздал ее сочинение, на этот раз поставив на обложку подлинное имя автора. И вот книги расползаются по городам и странам, их уже можно найти в Риме, пока на английском, но недалек тот день, когда "Франкенштейн" заговорит на множестве языков, а потом… страшно подумать.

Итак, если отвлечься от мистики и перейти к логике, возможно ли действительно выкупить и уничтожить все экземпляры "Франкенштейна"? Писатели время от времени уничтожают тиражи своих книг. Но обычно это удел сочинителей, произведения которых не пользуются спросом, подумаешь, большое дело — объехать все лавки в городе и скупить там весь пылящийся на полках тираж. Но Мэри прекрасно понимала, что "Франкенштейн" — великая книга и что она переживет не только ее саму, но и ее внуков, потому что писана настоящими слезами и кровью.

А значит, монстр будет бродить по земле, собирая новые и новые жертвы.

7 июня 1819 года сердце Уильяма перестало биться. В ту ночь у постели малыша дежурила Клэр, и, когда мальчик начал задыхаться, она разбудила Мэри. Но было уже слишком поздно. Их с Перси сын умер. Не помня себя от горя, Мэри бросилась на колени перед постелькой Уильяма и увидела два больших красных пятна на его горле.

Вскрикнув, она потеряла сознание.