он оказывается между мной и дверью в ванную, точеные мускулы напрягаются, когда он смотрит на меня сверху вниз, золотые глаза в щелочках.

— Нет, зайчик, — мягко говорит он. «Нам следует лечь спать. А завтра ты выйдешь за меня замуж. Как бы ты себя ни чувствовала».

26

Хлоя

Я просыпаюсь с затуманенными глазами, у меня болит голова и все тело болит. Подавив стон, я пытаюсь перевернуться на бок, но обнаруживаю, что тяжелая рука, закинутая за мое туловище, прижала меня к месту.

Адреналин наполняет мои вены, рассеивая туман сна, и я понимаю, где нахожусь.

В постели с Николаем.

У меня перехватывает дыхание, и я осторожно поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Я только однажды видела его спящим, в тот раз, когда мы провели вместе ночь, и я снова поражаюсь тому, как красиво и опасно зверино он выглядит в покое, с черными, как смоль, ресницами, обрамляющими его острые скулы и темную щетину. затеняя жесткие линии его челюсти. Сон не смягчает его резко очерченные черты; вместо этого он придает им дикую чувственность, мрачную примитивную привлекательность.

Даже сейчас есть что-то хищное, что-то порочное в том, как изогнуты его чувственные губы, как они слегка приоткрыты.

Понимая, что я теряю драгоценную возможность, глядя на него, как фанатка, пораженная звездами, я осторожно выворачиваюсь из-под его руки и ползу голой к двери, мое сердце колотится о грудную клетку.

Мне нужно сбежать, хотя бы в свою комнату.

Мне нужно установить некоторое расстояние между нами.

Прошлая ночь, по крайней мере та часть, что была после душа, представлялась мне туманом, мешаниной мрачных сексуальных ощущений и диких эмоций. Я думаю, что была настолько ошеломлена его заявлением, что испытал своего рода шок, и к тому времени, когда я пришел в себя, я уже была в его постели, мои запястья были прижаты над моей головой, а он вонзался в мое израненное, но извращенно нетерпеливое тело.

Я не помню, чтобы сказал нет, но я должна была. Я не хочу верить, что позволила ему трахнуть меня после того, что он сказал… или что я кончила еще несколько раз, когда он снова и снова брал меня с необузданной яростью.

По крайней мере, в прошлые разы он пользовался презервативом; Я бы сейчас задыхался, если бы это было без презерватива.

Дойдя до двери, я бросил взгляд за плечо. Слава Богу, он еще спит. Я не знаю, как я буду встречаться с ним или что я буду делать с его угрозой брака. И это угроза. Я понятия не имею, как он может заставить меня сказать «да» против моей воли, но я знаю, что это в его силах. Та тьма, которую я всегда ощущала в нем, теперь направлена на меня.

Как он сказал мне вчера, он преуспевает во всем, чтобы добиться своего.

Затаив дыхание, я тянусь к дверной ручке и поворачиваю ее, внутренне вздрагивая от слабого щелчка. К моему облегчению, он продолжает спать, поэтому я высовываю голову в коридор, чтобы убедиться, что там чисто, а затем бегу в свою комнату, не обращая внимания на приступ боли в едва зажившей лодыжке.

Я пробираюсь внутрь без происшествий и мчусь в ванную, где прыгаю в душ и вытираюсь с мылом, пытаясь смыть воспоминание о его грубом прикосновении. Это бесполезно — следы его владения по всему моему телу, моя кожа в дюжине мест поцарапана его щетиной, мои соски болят там, где он их сосал и оцарапал зубами. Хуже всего, однако, болезненность глубоко внутри меня, напоминание о его ненасытном голоде по мне — и о моей полной неспособности сопротивляться ему, даже в свете безумия, которое он замышляет.

Я выключаю воду и выхожу из кабинки, делая глубокие вдохи, чтобы сдержать растущую панику. Может, он не это имел в виду. Он мог просто расстроиться из-за того, что я отклонил его предложение, и когда он проснется сегодня утром, он поймет, насколько это было преждевременно.

Он нанял меня чуть больше трех недель назад, и в общей сложности мы провели вместе две ночи. Как он может быть так уверен, что хочет меня на всю жизнь, что я действительно та самая?

И все же, что бы я ни говорил себе, моя паника не проходит. Несмотря на то, что я сказал прошлой ночью, я знаю Николая. В глубине души я знаю его — и я знаю, что он не говорит того, чего не имеет в виду. Он решил, что нам суждено, когда я пробыл здесь всего неделю, и ничто из того, что произошло с тех пор, не убедило его в обратном.

Что еще страшнее, он не утверждает, что любит меня, и я так не думаю. То, что он чувствует ко мне, больше похоже на навязчивую идею. С потрясением я вспоминаю, как Алина предупреждала меня об этом в ту ночь, когда мы вместе курили травку, говоря, что ее брат не мой белый рыцарь.

«Мужчины Молотова не любят, они обладают», — сказала она. — И Николай не исключение.

Намотав полотенце на мокрые волосы, я смотрю на свое отражение в зеркале, отмечая припухшие красные губы, все еще в синяках и распухшие от его поцелуев. Возле ключицы засос, а на бедрах слабые темные отметины в виде мужских пальцев.

Нет, это не любовь. Даже не близко.

В лучшем случае это взаимная фиксация, потому что даже сейчас, когда я стою здесь и выгляжу так, будто на меня напали, воспоминания о том, как каждая

отметина попала на мое тело, заставляют меня пульсировать глубоко внутри.

Когда я одеваюсь, я решаю, как лучше поступить.

Алина.

Она помогла мне однажды; может быть, она сможет сделать это снова.

Я даже не знаю, какую помощь я имею в виду — после того, как я чуть было не промахнулся с убийцами, идея еще одной попытки побега выглядит малопривлекательной. Тем не менее, я чувствую искру надежды, когда стучу в дверь ее спальни, и она открывает мне ее, одетая в свой пеньюар. Прежде чем я успеваю извиниться за то, что разбудил ее, она оглядывает коридор и быстро ведет меня внутрь.

"У тебя все нормально?" — спрашивает она, отступая назад, чтобы внимательно осмотреть меня. Ее взгляд останавливается на моих пухлых губах, а ее темные брови сходятся вместе. — Коля…

— Нет, нет, я в порядке. Мое лицо горит жаром, и я благодарна, что моя загорелая кожа