Девушка сидит на диване, подобрав под себя ноги. Напуганная, с заплаканным лицом. Когда в комнате появляется Миша, она вздрагивает. Я вижу, как в ее глазах появляется паника.

– Это она? – спрашивает меня Шторм.

– Да… Ты здесь живешь?

Нынешняя Арина совершенно не похожа на ту, которая еще днем возила меня на встречу с дедушкой. От нее разит алкоголем. По лицу размазаны подтеки туши.

– Да, я здесь живу, – произносит с едкими нотками в голосе. Поворачивается ко мне.

– А что, Романова, с такой мной ты бы не стала общаться?

Я молчу. Тогда она кривится.

– Да ты никогда не общалась со мной. Мажорка гребаная, – презрительно, сквозь зубы. – Ты всегда была выпендрежная. Дед у нее прокурор, видите ли… Хвасталась вечно им, только где теперь твой дед, а?!

Приблизившись, Миша хватает ее за шею, отбрасывая с силой так, что она бьется головой о стену.

– За базаром своим следи!

– А, это наш страшный предатель, да? – смеется, переводя на него взгляд. – Она тут жаловалась на тебя, – усмехается. – Говорит, кинул ты ее с другой бабой… Грязью тебя поливала, а ты за нее…

Меня тошнит.

– Да что ты такое говоришь? Я дедом хвасталась? Не мой ли дед помогал тебе, когда твоя мать совсем с катушек слетела? Не у меня ли ты помощи просила, когда ее посадить хотели? – меня трясло. Хотелось плакать. Так противно было от этой лжи и неприкрытой злобы. Она так нагло перевернула все с ног на голову.

– Так тебе и надо, мразь! – она не успела договорить. Только и увидела, как мелькнула рука Миши и отвесила ей пощечину. Девушка упала на пол, Миша подошел к ней. Закрыл ей ладонью рот.

– Еще одно слово не по теме, и я вырежу твой язык. Поверь мне, все, что могла сказать обо мне Алена – правда. Я тот еще отморозок. Поэтому советую тебе хорошенько подумать… Если поняла, кивни.

В ее глазах злость, но страха больше. Проходит несколько секунд, перед тем как она кивает.

– Вот и ладненько. А теперь вопрос: Зачем ты передала Романову адрес квартиры, где находится Алена?

Шторм убирает руку, перед этим напомнив ей взглядом о договоренностях. И как только он отступает, она шипит, отползая к дивану.

– Гордей сказал так сделать!

– Кто тебе Гордей?

– Никто! – она вытирает лицо руками. Я вижу, как по ее щекам катятся слезы.

– Он нашел меня пару недель назад. Мне бабки были нужны, из-за прошлого мужа – урода в долги влезла. Забрали квартиру коллекторы, постоянно названивали, я в этом аду уже полгода жила. А он согласился долг мой покрыть. Нужно было несколько дней отыграть роль его жены и на Романову вывести.

– И ты согласилась, – слетает с моих губ.

Она поднимает на меня обозленный взгляд.

– Ну а че? Мало того что долг покрыл, так еще и приодел, почему бы не согласиться? Хотя, тебе не понять меня. Таким как ты мразям всегда все на блюдечке. А таким как я приходится.. – Миша резко к ней подается. Арина тут же замолкает.

– С запиской что?! – рычит на нее.

Теперь в ее глазах нет злости. Только страх.

– Алена попросила ее к деду отвезти. Я позвонила Гордею, тот приказал сделать так, чтобы дед узнал адрес квартиры. Вот я и написала записку и пошла здороваться с ним. Подсунула ее в карман…

– Зачем это ему нужно было? – спрашиваю, уже догадываясь, что она ответит. Только вместо нее, говорит Миша.

– Потому что он знал, где я находился в момент вашей встречи, – он поднимает на меня глаза. И по тому, насколько напряженным выглядит Миша в этот момент, я понимаю, что все намного серьезней, чем я могла ожидать.

Выходит, он был у дедушки, а тот ничего мне не сказал… Просил только поговорить с Мишей…

Шторм тянется к телефону, лежащему на столе. Бросив его на пол, разбивает, наступив ногой.

– Скажи спасибо, что живой оставил, – произносит прежде, чем она успевает открыть рот. – За голову возьмись. Руки ноги есть, иди работай, а не бухай и на жизнь жалуйся.

Шторм направился к выходу.

– Идем, маленькая, – взял меня за руку и вывел из дома.

Мы шли пешком еще несколько кварталов. Ошарашенная увиденным, я крутила в голове все произошедшее. Неприятное, омерзительное на вкус чувство засело в груди. Предательство на каждом шагу. Я и подумать не могла, что Арина так ненавидит меня.

Миша подводит меня к припаркованному у обочины такси. Пока он переговаривается с водителем, я пытаюсь прийти в себя. Вдыхаю полной грудью холодный воздух.

– Иди сюда, – он вдруг притягивает к себе, обнимает крепко. А у меня под ложечкой неприятно сосет.

– Миша…

Он не дает сказать. За скулы меня берет, в глаза мне смотрит своими черными, цепкими.

– Сейчас внимательно слушай, маленькая. – Садишься в такси, едешь в аэропорт. Берешь билет на первый же рейс, возвращается домой. Там тебя встретит Гаспар.

От его слов кровь в жилах стынет.

– Нет-нет, я не полечу без тебя!

– Послушай меня, – с нажимом, строго так. Злится. – Ты должна думать о ребенке. Со мной все будет в порядке, я тебе слово даю.

Слезы в глазах. Я не вижу его лица, он расплывается.

– Миша, я не могу…

– Можешь! – громко, со злостью. Я вздрагиваю в испуге. Миша смотрит на меня так холодно… Я знаю, он делает это специально. Специально отгораживается от меня, кричит. Он хочет, чтобы я психанула и уехала. Только я не брошу его!

Но ведь выхода и правда нет. Мы окруженные врагами, мы не знаем их всех в лицо. И я понимаю, что могу потерять его.

– Отдай им эти камни, и поехали!

Он смеется горько, смахивает с моих глаз слезы.

– Если бы это помогло, маленькая, – его голос вдруг теряет всю злость. Тихий такой, уставший. Миша обнимает меня, прижимая к груди.

– Это уже не поможет.

Миша целует меня. Я вцепляюсь пальцами в его спину крепкую, желая раствориться в нем. На моих губах слезы и их соленый вкус делает по-особенному трепетным наш прощальный поцелуй.

Русаков отстраняется первым. Прячет от меня взгляд. А я заталкиваю слезы куда-то в самую глубь себя. Все – потом. Расстегнув куртку, отдаю ему. Провожу ладонью по щетине колкой, понимая сейчас, что могу увидеть его в последний раз.

– Не дай Бог, ты не сдержишь слова, Русаков, – произношу с обидой, стирая с лица слезы.

Его губы кривит улыбка. Та самая, от которой всегда мурашки бегут.

– Если посмеешь оставить меня, я на тот свет за тобой приду и верну. Все ясно?!

– Яснее некуда, следачка, – усмехается. – Я знаю, ты упертая, сделаешь ведь.