После минуты молчания я попыталась продолжить этот односторонний разговор.

– Допоздна вы вчера?

– Да уж, – хихикнул Зандер. – Допоздна – не то слово.

– До четырех мы сидели? До пяти? – спросил Зандера Хьюго. Тот рассеянно кивнул.

– Ого, – сказала я с каменным лицом. – Весело, наверное, было.

Они переглянулись с заговорщицким видом и расхохотались.

– Да уж веселее некуда, – Зандер фыркнул от смеха.

Я вспомнила школьных качков, перебрасывавшихся хвастливыми, непонятными посторонним репликами о том, что творилось на их вечеринках по выходным. Я решила не льстить им вопросами. Вернулась к своим письмам.

Хьюго увлеченно печатал что-то на своем “блэкберри”, а Зандер пустыми глазами смотрел перед собой, когда в комнату вошла Сильвия.

– Глядите-ка, кто соблаговолил воскреснуть, – сухо сказала она. Встала перед ними, качая головой. – Так, ладно, ребята, я рада, что вы вчера повеселились. Погуляли на славу – а теперь нам надо фильм делать.

Зандер посмотрел на нее и покорно кивнул. Хьюго так и сидел в телефоне. Сильвия вскипела.

– Мы можем поговорить о подборе актеров? Зигги, – скомандовала она, – сделаешь ребятам кофе? А ты, Сара, принесешь фотографии и предложения агентов?

И пока Зандер с Хьюго тупо потягивали эспрессо, я рассказывала о наших возможностях по части кастинга.

Главная роль в “Яростной” была женской – и сложной. Кэти Филипс, мать-одиночка (в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет), скорбящая по недавно погибшему мужу. Вынужденная защищать свой дом и свою дочь от опасных незваных гостей, в то же время распутывая заговор преступников, убивших ее мужа. Мы знали, что эту роль любая начинающая актриса оторвет с руками. Роль – лакомый кусок, как говорится в киноиндустрии.

Кэти Филипс – имя для хорошей девушки. Ведь Кэти в глубине души была хорошей, милой девушкой, вынужденной совершать все более и более отчаянные, лихие поступки, чтобы защитить себя и шестилетнюю дочь. Она была дерзкой, она была смелой, она была атлетичной, она была умной. У нее был диплом хорошего университета, но при этом она в двадцать с чем-то лет уже стала матерью. И, разумеется, она должна была быть красоткой. Стройной. Сексуальной. Но без распущенности. “Природной красавицей”, как определил ее в сценарии Зандер.

Все агентства представляли интересы тучи клиенток, которые могли сыграть двадцатипяти-тридцатилетнюю, все были хорошенькие, актерским навыком владели на разном уровне. Когда я послала в офис Андреа характеристику роли “Кэти Филипс”, на следующий день мне оттуда прислали письмо с фотографиями и резюме тридцати женщин. И это – только одно агентство. Обзвонив несколько агентств, я получила больше двухсот фотографий актрис.

Изучая эти двести с лишним портфолио, я вникала в опыт этих женщин: учеба, предшествующие роли, и распределяла их по разным стопкам согласно профессиональной компетентности. “Идеально” в отношении опыта, “Возможно” и “Нет”. Затем я прошлась по стопкам “Идеально” и “Возможно” и устранила женщин, которые мне просто не приглянулись. Какая-то невзрачная. Какая-то веснушчатая. Лицо какое-то лошадиное. Коротко говоря – недостаточно хорошенькая.

Признаю, это занятие доставляло мне некоторое удовольствие. Подумать только – я, никому не известная двадцатисемилетняя женщина, единолично, одним движением руки, решала, будет ли начинающая актриса рассмотрена на главную роль.

Пусть мои начальники меня изводили – в эти минуты я испытывала прилив сил, единственное в своем роде ощущение власти над этими незнакомками. Да: я, женщина, оценивала этих других женщин по их внешности. В сущности, по тому, как они выглядели на одной-единственной черно-белой фотографии. Но что я говорила? Мы в киноиндустрии только и делаем, что друг друга судим. Иногда наша работа только в этом и состоит.

И я совершенно точно была не таким строгим судьей, как Зандер с Хьюго.

На встрече этим двоим не терпелось разделаться с мужскими ролями – их окрылял предстоящий смотр привлекательным молодым женщинам, которые могли бы сыграть Кэти Филипс. Я рассказывала о первоочередных предложениях, сделанных агентствами, а Зандер с Хьюго жадно тянули руки к фотографиям, как колядующие на Хэллоуин дети. Но они, кажется, были разочарованы и большинство фотографий отвергали.

Сильвия была оптимистичнее.

– Возможно, она подойдет, – предположила она, держа фотографию серьезной на вид блондинки. – Дженни Оливер. Регулярно снималась в “Законе и порядке”. Очень много играла в театре. Номинировалась на “Тони”.

– Не, – поежился Зандер. – С таким-то носом…

– А эта? – Сильвия взяла другую фотографию. – Я ее помню по одному телефильму о городке на Среднем Западе. Она там хороша была.

– Старовата, – хмыкнул Зандер. – По наружности не дотягивает.

– Так, давай сюда эту стопку. – Зандер потянулся к кипе “Возможно”, и они с Хьюго стали быстро ее просматривать: так мог бы сдавать карты заскучавший фокусник. – Поглядим, как тут с красотками…

Хьюго фыркнул и глотнул кофе.

Разбирая стопку, они обменивались замечаниями.

– А эта тебе как?

– О, эта что надо. Я б ее того.

Шорк-шорк.

– На дальнобойщика похожа, – Зандер хохотнул и бросил фотографию на пол.

– Дитя инцеста. И у кого только агентов не бывает…

Опять фырканье. Очередная фотография падает на пол.

– Ох ты, какая. Ну здравствуй, красотуля.

Зандер взялся за новую стопку на одобрение.

– О, гляди-ка… У нее в “особых навыках” танец на шесте.

Они похихикали.

Мы с Сильвией обменялись страдальческим взглядом, в котором было солидарное недовольство.

– Ребята, – сказала Сильвия. – Давайте-ка посерьезнее. Не тратьте время на тех, кого вообще никто не знает, – они отпугнут агента по продажам.

– Она-то? – сказал Зандер, держа фотографию знойной блондинки. – Она не пугает. Она так заводит. Глянь, какие губы.

– Мэри Неври. Обещаю – врать не буду, – одобрил Хьюго.

Они продолжали. Шорк-шорк-шорк.

Так как встреча превратилась в бог знает что, я вернулась за свой стол и начала писать письма. Зандер с Хьюго продолжали бормотать что-то друг другу и смеяться.

Вдруг Зандер повысил голос.

– Сара, – встревоженно сказал он. – А эта женщина что в этой стопке делает? Она похожа на путану из Гарлема.

Он держал фотографию Терезы Джозефс, чернокожей актрисы с высокими скулами и большими манящими глазами.

Я не совсем поняла, что Зандер имеет в виду, и помедлила.

– Ты имеешь в виду… что она чернокожая?

– Да уж ясно, что она чернокожая. А еще она похожа на путану.

Я не успела спросить Зандера, что именно в ее лице наводило на мысли о проституции; вклинилась воодушевленная Сильвия:

– Слушай, Зандер, а если так? Кэти может быть чернокожей. В роли отца пусть будет белый актер, но мы все равно могли бы взять кого-нибудь вроде… Хэлли Берри?

– Чего? – Зандер посмотрел на Сильвию с ужасом. – Не пойдет.

– Почему это? – спросила она.

– Потому что я ее чернокожей себе не представляю.

Одним словом, сказал как