Шрифт:
Закладка:
Таковым оно было, по большей части, и в реальности. Девушки, служившие в мужских домах, не подвергались презрению, и порой родители даже сами побуждали их вступать в общество к братьям. Иногда юноши похищали девушек. Быть похищенной было почётно. Братья отводили для «сестрицы» отдельную комнату или особое помещение при доме, и ни один из юношей не позволял себе дерзости входить в её покои. Мужчины заботились о том, чтобы сестрица имела достаточно еды, ей дарили роскошные одежды и всяческие украшения. В свою очередь она держала дом в чистоте и порядке, следила за огнём, при этом, как отмечает Фрезер, братья не принуждали её насильно «оказывать своё расположение».[345]
«Стали жить вместе и допустили её до всего. Она про них стряпала, и разрядили они её в разную одежду, как всё равно барыню, и любо на неё посмотреть».[346] Русская народная сказка Самарского края «Спящая девица»
Пищу сестрице подносили таким образом, что при этом она никого не видела. Ровно так же и в сказках девушка, живя в великолепном дворце чудовища, получает всё, что захочет, не видя при этом дарителя: «Воротилась она во свои палаты высокие, и видит она, стол накрыт, и на столе яства стоят сахарные и питья медвяные, и все отменные».[347] Так происходит в «Аленьком цветочке» в обработке Аксакова, в европейской сказке «Красавица и Чудовище», в древнегреческом мифе «Амур и Психея» и во многих других сказках и мифах.
Девушка в мужских домах могла принадлежать всем, могла принадлежать некоторым братьям или одному, по обоюдному выбору.[348] Любопытно, что этот групповой брак всегда имел тенденцию стать индивидуальным. Немалую роль здесь играло рождение ребёнка. То, что от такого сожительства появлялись дети, очевидно. И если женщина принадлежала всем, то младенца убивали, так как нельзя было определить отцовство. Но там, где «создавался союз двух людей, где отцовство могло быть известным», ребёнок не считался нежеланным и «становился поводом для превращения свободной любовной связи в прочный брак».[349]
Нередко случалось, что мужчина мог предложить «сестрице» выйти за него замуж. И если она соглашалась, он платил братству откуп, и они уходили в деревню, чтобы создать там семью. Вместе с тем по завершении служения в мужском доме девушка могла уйти одна в селение и там найти себе жениха. Замужество не являлось для неё проблемой, в деревне она считалась «завидной» невестой.
Царевна в гробу
Сотворив обряд печальный,
Вот они во гроб хрустальный
Труп царевны молодой
Положили…[350]
Всему наступает конец. И «сестрица», живущая среди мужчин в почёте и достатке, не может оставаться в доме навсегда, иначе её перестанут уважать. Но как братья могут отпустить в обыденную жизнь деревни девушку, которая знает больше, чем нужно? Ведь от «сестрицы» у них не существовало никаких тайн: она видела ритуальные пляски, слышала магические песни, прикасалась к святыням племени. Для других женщин всё это было под запретом. Если обыкновенная девушка подсматривала за тем, что происходило в доме, её наказывали, причём крайне жестоко. Наказанием могла быть смерть,[351] в «лучшем» случае коллективное изнасилование, в котором участвовали все мужчины деревни, кроме ближайших родственников этой женщины.[352] Поступок, кажущийся, возможно, нам сегодня «безобидным» и «невинным», в глазах общества того времени был серьёзным и страшным.
Откуда же в сказке возникает красавица в гробу? Нет, девушку в мужском доме не убивали. Но прежде чем отпустить «сестрицу», братья совершали над ней тайный обряд, который гарантировал её молчание. В сказке этот обряд проявляется как временная смерть героини. А временная смерть, как мы знаем, – явный признак инициации. Таким образом, только пройдя посвящение, девушка могла покинуть братский дом и вступить в брак. Ровно так же и в сказках, царевна становилась супругой только после внезапной смерти и длительного пребывания в гробу.
Временная смерть царевны
В руки яблочко взяла,
К алым губкам поднесла…[353]
Наливное яблочко – самое известное средство умертвить красавицу. Им пользуется злодейка-мачеха из сказки Пушкина, к нему же прибегает ведьма у братьев Гримм. Однако в мировом фольклоре существует гораздо больше способов отравить несчастную. Роль яблока могут взять на себя груша, виноград, зелье, пироги, игла, рубаха, лента и даже чулки! Все эти предметы сказковеды называют «смертоносными» и каждый из них связывают с определенным способом достижения временной смерти при посвящении.
Зелье, пироги да груши…
В греческой сказке «Мирсина» завистливые девицы ненавидят свою младшую сестрёнку и преподносят ей в подарок отравленный пирог. В шотландской сказке «Золотое Деревце и Серебряное Деревце» ведьма-мачеха предлагает хорошенькой падчерице испить ядовитого зелья. В целом, та или иная пища не закрепляется за каким-то одним народом: пироги, зелье, фрукты и ягоды встречаются и в славянских вариантах. Здесь важнее оказывается сам факт отравления. Почему?
Отравление было одним из способов достижения временной смерти, который практиковался в древности очень широко. Например, в Нижнем Конго жрец-волшебник уводил своих воспитанников глубоко в лес, где проводил над ними посвящение. Подросткам давали различные наркотические средства, после чего они погружались в сон и объявлялись мёртвыми. Пробуждение символизировало их воскрешение.[354]
Как видим, сказки из разных уголков мира переосмыслили этот способ на свой лад, вследствие чего и появились ядовитые яблоки, груши, вино, пироги и иные яства.
Рубаха, лента, гребень, чулки…
В русской народной сказке «Спящая девица» незваный гость приносит красавице в подарок смертную рубашку. Лишь гость ушёл, девушка «вздумала рубашку померять. Надела, легла да и умерла».[355] В версии братьев Гримм Белоснежка умирает дважды от гребня и пояса, прежде чем умереть финально от надкусанного яблока. У французов героиня впадает в глубокий сон, надев волшебные чулки. А у румын опасными предметами оказываются украшения: кольцо и серьги.
Белоснежка (иллюстрации Франца Ютнера, 1905-910 годы)
Смертоносная одежда и украшения – это позднейшие сказочные явления, и, по сути, мы здесь имеем дело с обряжением покойника: на посвящаемых
