После того как потрясенные делегаты покинули его, Наполеон отправился за несколькими избранными сенаторами, объяснил им свою политику и переговоры о мире, а в заключение смиренно признался, словно перед судилищем истории:

«Я не боюсь признать, что слишком долго вел войну. Я задумал грандиозные проекты; я хотел закрепить за Францией мировую империю. Я ошибался; эти проекты не были пропорциональны численности нашего населения. Я должен был бы взять их всех под ружье; и теперь я понимаю, что развитие общества, моральное и социальное благополучие государства несовместимы с превращением всего народа в нацию солдат.

«Я должен искупить вину, которую я совершил, слишком полагаясь на свою удачу; и я искуплю ее. Я заключу мир. Я заключу его на тех условиях, каких потребуют обстоятельства, и этот мир будет смертельным только для меня. Это я обманул себя; это я должен страдать, а не Франция. Она не совершила никакой ошибки; она пролила за меня свою кровь; она не отказала мне ни в какой жертве…..

«Итак, идите, господа, объявите своим департаментам, что я собираюсь заключить мир, что я больше не буду требовать крови французов для моих предприятий, для себя… но для Франции и для поддержания целостности ее границ. Скажите им, что я прошу лишь средств для отражения иноземного врага с нашей родной земли. Скажите им, что Эльзас, Франш-Конте, Наварра, Беарн подвергаются вторжению. Скажите им, что я призываю французов прийти на помощь Свободе».23

21 января он приказал своим агентам освободить папу Пия VII из Фонтенбло и организовать его возвращение в Италию. 23 января он собрал в Тюильри офицеров Национальной гвардии, представил им императрицу и «короля Рима» (красивого мальчика, которому еще не исполнилось трех лет) и рекомендовал их на попечение гвардии. Он снова назначил Марию Луизу регентшей на время своего отсутствия, на этот раз с братом Жозефом в качестве генерал-лейтенанта империи и администратора императрицы. 24-го числа ему сообщили, что Мюрат перешел на сторону союзников и собирается выступить из Неаполя с восьмидесятитысячной армией, чтобы помочь изгнать Эжена из Италии. В тот же день он попрощался с женой и сыном, которых больше никогда не увидит, и покинул Париж, чтобы присоединиться к своей воссозданной армии и бросить вызов захватчикам Франции.

V. В ПАРИЖ

Они снова наступали по сходящимся линиям, на этот раз с прицелом на Париж. Шварценберг буквально украл марш у французов, переправившись через Рейн у Базеля со 160 000 человек, нарушив нейтралитет Швейцарии при счастливом попустительстве бернских олигархов, быстро продвигаясь по кантонам, взяв необороняемую Женеву и выйдя во Францию на сто миль западнее, чем ожидали французы, и поспешив на север к Нанси в надежде соединиться с Блюхером или скоординировать с ним действия там. Наполеон приказал французским армиям прекратить локальные кампании в Италии и юго-восточной Франции и двинуться на север, чтобы перехватить Шварценберга или хотя бы замедлить его продвижение; но Эжен был связан австрийцами, а у Сульта были заняты руки Веллингтона.

Тем временем Блюхер с 60-тысячной «Силезской армией» перешел Рейн у Майнца, Мангейма и Кобленца и почти без сопротивления продвинулся к Нанси, правители и население которого приняли его и его прусские войска как избавителей от наполеоновской тирании.24 Бернадот, потеряв надежду стать преемником Бонапарта, покинул союзников после Лейпцига, чтобы заставить датчан уступить Норвегию Швеции (14 января 1814 года); после этого он со своей армией присоединился к Блюхеру в наступлении на Париж.

Французские войска, которые Наполеон оставил на востоке Франции, не осмелились противостоять ни Блюхеру, ни Шварценбергу. Ней отступил на запад от Нанси, Мортье — от Лангра, Мармон — от Меца и ждал прихода Наполеона.

Он привез с собой в новый штаб в Шалон-сюр-Марн (всего в 95 милях от Парижа) около 60 000 новобранцев; добавив их к 60 000 выживших в Лейпциге под командованием Нея, Мармона и Мортье, он получил в общей сложности 120 000 человек, которым предстояло остановить 220 000 Блюхера и Шварценберга. Он ограничился политикой, направленной на то, чтобы не дать союзным армиям соединиться, избежать столкновения со Шварценбергом и остановить или задержать их наступление на Париж, одерживая победы над дивизиями союзников, застигнутыми врасплох или достаточно удаленными от их центрального командования, чтобы их можно было атаковать без привлечения их основных сил. Кампания 1814 года была одной из самых блестящих в стратегии Наполеона, но также — из-за нехватки подкреплений — одной из самых дорогостоящих в ошибках. Блюхер тоже совершил немало ошибок, но он был самым несгибаемым и находчивым из всех генералов, которые сейчас или позже противостояли Наполеону. Шварценберг был более осторожен, отчасти по темпераменту, отчасти потому, что в его обозе находились царь Александр и император Франциск II.

Некоторые первые победы придали Наполеону излишнюю уверенность. Он застал людей Блюхера обедающими или дремлющими при Бриенне (29 января 1814 года), разбил их и почти захватил в плен самого Блюхера. Они отступили, и Наполеон был слишком мудр, чтобы преследовать их, поскольку его собственная армия потеряла 4000 человек, и ему тоже удалось спастись: один пруссак приближался к нему с саблей наготове, когда генерал Гуржо застрелил дерзкого парня. Наполеон сожалел о том, что битва нанесла ущерб городу и его знаменитой школе, где он получил научное образование и военную подготовку; он обещал восстановить их после того, как захватчики будут изгнаны из Франции.25

У него было мало времени для воспоминаний: Шварценберг бросился на помощь Блюхеру, и внезапно 46 000 наполеоновских победителей оказались почти окружены 100 000 австрийцев, пруссаков и русских при Ла-Ротьере (1 февраля). У Наполеона не было другого выхода, кроме как сражаться; он отдал приказ и лично командовал. Сражение было почти равным, но равные потери оказались катастрофическими для французов, и император повел их в отступление к Труа. Блюхер, обеспокоенный осторожным продвижением Шварценберга, отделился от него и решил следовать своим собственным маршрутом и двигаться к Парижу через Марну, в то время как австрийцы двигались вдоль Сены. Офицеры союзников были настолько уверены в победе, что