Шрифт:
Закладка:
Зачастую византийцы выкалывали глаза пленным в массовом порядке – это ужасало врагов и подрывало их экономику, ибо калеки не могли ни работать, ни сражаться. Константин IX Мономах распорядился лишить зрения 800 русских воинов, захваченных в плен при Варне (1043). Впрочем, он не сумел превзойти Василия II, который в 1014 году разгромил болгарское войско и приказал ослепить 15 тыс. пленных. Во главе каждой сотни поставили одноглазого поводыря и велели всем идти домой; за эту невероятную жестокость Василия II прозвали Булгароктоном (Болгаробойцей).
В Константинополе практика ослепления достигла апогея; указанным способом карались десятки видов преступлений (например, дезертирство при Мануиле I Комнине). Исаак II Ангел велел выколоть глаза своему полководцу за жалобу на плохое снабжение византийской армии (инцидент произошел во время войны с болгарами). Константин VIII, подавив мятеж жителей Навпакта против жадного наместника, распорядился лишить зрения городского епископа – ибо тот не удержал свою паству от бунта; через 150 лет при аналогичных обстоятельствах Андроник I Комнин поступил так же с епископом Лопадия.
Ослеплению, ссылке и казни предшествовало всеобщее поругание. Преступнику остригали волосы, сбривали усы, бороду и брови, усаживали на осла лицом к хвосту – и в сопровождении шутов возили по городу. Обычно зрения лишали с помощью раскаленного железного прута, которым прожигали веко; неумелое ослепление влекло за собой смерть, как в случае с Михаилом V и Романом IV Диогеном. Константину VI глаза вырезали – причем настолько грубо, что он скончался. Иногда ослепление проводилось путем вращения перед раскрытыми глазами раскаленного добела металла – тогда зрение снижалось постепенно; иногда лишали только одного глаза – это считалось особой милостью.
Смертная казнь осуществлялась в традиционных для Средневековья формах. Мужчин обезглавливали, четвертовали, вешали, сажали на кол, сдирали с них кожу либо варили в кипящем масле; женщин топили. Византийцы особенно любили казнить с помощью медного быка – соответствующее орудие красовалось на нынешней площади Аксарай. Оно представляло собой полую медную статую быка в натуральную величину, с дверцей на спине. Смертника запирали внутри статуи и разводили костер под бычьим брюхом. Конструкция была перфорирована в области ноздрей, откуда исходил дым. Преступник заживо поджаривался – и, благодаря внутренней акустике, его крики ужаса и боли напоминали рев быка.
Османы ничем не уступали византийцам. «Жестокость оттоманов доказана мне множеством зверских поступков, которых я был свидетелем, – утверждает Деваль, – но более всего она является во всем своем свете и во всей гнусности в публичных казнях, которые бывают весьма часто и всегда сопровождаются обстоятельствами ужасными». Стамбульцы говорили, что, если султан топает ногой во время аудиенции – это означает сигнал к немедленной расправе. Во дворе Топкапы со времен Мехмеда II стояла огромная мраморная ступа – если бы столичный муфтий уклонился от исполнения своего долга, его бы истолокли в ней железным пестом. Всякий раз, направляясь к султану, муфтий проходил мимо этой ступы, которая служила грозным напоминанием о необходимости подчиняться падишаху.
В самом городе также хватало мест для экзекуций – в Эминёню, например, обустроили специальную площадку для жестоких казней. Памук передает историю, прочитанную еще в детстве: некий янычар похитил молодую жену имама. Влюбленный остриг девушке волосы, нарядил ее мальчиком и гулял с ней по городу. Когда янычара схватили, ему сначала переломали руки и ноги, а потом засунули в ствол мортиры, завалили промасленными тряпками, засыпали порохом и выстрелили в небо.
Особое место в городской истории занимают казни мусульман, принявших христианство, – ибо по шариату отречение от ислама карается смертью. Так, в XVI веке в Галате жил талантливый зодчий Иоанн Калфа, который руководил внутренней отделкой дворца Топкапы.
После обращения в христианство он был подвергнут истязаниям и брошен в тюрьму, затем сослан на каторжные работы и 26 февраля 1575 года обезглавлен на площади возле Гранд-базара. Другой стамбулец, Ахмед Калфа, предположительно занимал должность писца или каллиграфа. Благодаря своей русской рабыне он заинтересовался христианством, узрел ряд чудес и крестился. 3 мая 1682 года Ахмеда Калфу казнили. Оба мученика были причислены христианской церковью к лику святых.
Ворам в Стамбуле рубили руки, сажали на кол или привязывали к жерлам пушек, из которых давали залп в море (в XIX веке англичане назовут этот вид казни «дьявольским ветром» и будут применять его в Индии). Разбойников и грабителей заставляли проглотить веревку с камнем на конце – а затем с силой выдергивали ее, чтобы виновный страдал как можно сильнее. Лжесвидетелей пороли и обливали помоями. Нечестных купцов прибивали за уши к городским воротам. Казни проводились на рассвете. Завершив работу, палач обходил близлежащие дома и просил денежное вознаграждение за свой труд; если он не получал денег, то вешал труп на дверях того дома, где ему отказали.
На берегах Босфора рассказывают старинную легенду о том, как портной, взявший в починку одежду падишаха, пришел домой и обнаружил завернутую в султанский кафтан голову казненного аги янычар. Желая избавиться от страшной находки, портной положил голову в горшок и поставил его в печь к греку-пирожнику. Грек подсунул голову французу-парикмахеру, подменив ею болванку с париком. Француз, заметив подмену, отдал голову кому-то еще; таким образом, складывается длинная цепь забавных недоразумений.
Деваля поражает не только жестокость, но также стремительность исполнения наказания. Впечатлительный француз с ужасом вспоминает заурядный инцидент: торговец обвешивал покупателей, но его схватили и передали стражникам. Без суда и следствия лицо обманщика вымазали медом – дабы привлечь мух и тем самым умножить мучения – и пригвоздили ухо к дверям лавки. Иногда подобные сцены приобретали большой размах: так, вступление на престол Селима III в 1789 году ознаменовалось расправами над недобросовестными коммерсантами, казнокрадами, мошенниками и взяточниками. У ворот Баб-и-Хумаюн палачи и янычары высыпали целые мешки отрезанных пальцев, ушей, языков и носов. По ночам на улицах истошно вопили купцы, привязанные к позорным столбам и приколоченные к дверям собственных лавок.
Селим III любил повторять: «Один час правосудия лучше ста часов молитвы». Впрочем, правосудие невозможно без мудрости – и Стамбул, будучи наследником легендарных Дамаска, Багдада и Каира, получил накопленные ими знания. На берегах Босфора процветали науки и искусства – и помешать этому не могли никакие преступники.
Глава 16
Мудрость веков
Если время с тобой не ладит, ты поладь со временем.
Османская пословица
– mпервой четверти XV века, когда Византийская империя доживала последние десятилетия, василевс Мануил II Палеолог призывал творческих константинопольцев «всеми силами стремиться брать пример с тех, кто в искусстве достиг совершенства» – но при этом осознавать, что они никогда не достигнут таких вершин, как великие мужи прошлого. Труды древних для императора были подобны золоту, труды современников – бронзе.
Мануил II размышлял о высоком, ибо не мог представить, что вечный город на берегах Босфора когда-нибудь прекратит свое существование. Константинополь-Стамбул не одну сотню лет был интеллектуальным центром: сначала Византии (и, значит, христианского мира), затем – Оттоманской Порты (и, соответственно, мира мусульманского), и, наконец, – Турции (и, пожалуй, всего Ближнего Востока). Эти тысячелетние культурные пласты нельзя исключить из увлекательной истории города. Прибавим к ним античное наследие (на которое предлагал ориентироваться Мануил II), а также интенсивный гуманитарный обмен между Стамбулом и иными городами и странами – и мы получим Стамбул не только как центр мира и мир в миниатюре, но и как квинтэссенцию Ближнего Востока во всей его непостижимости и впечатляющем многообразии.
Для понимания османской эпохи следует заглянуть вглубь истории. Pax Ottomana сменил Pax Romana – но султаны, подобно римским императорам, расширяли и поддерживали границы своих необъятных владений силой оружия. Археология занимала важное место в системе османского ориентализма – идеологии, определявшей Порту как преемницу восточных империй прошлого и властительницу региона в настоящем и будущем. Такая позиция привела к тому, что подданные султана считали себя народом с древней историей, к которой в действительности не имели отношения. Западные археологи вывозили найденные при раскопках предметы в Европу –
