ДРП рассматривает всевозможные источники давления и драматических событий, с которыми приходится иметь дело и родителям, и детям: это могут быть другие члены семьи, сообщество, работа (или ее отсутствие) – все, что способно повлиять на отношения между родителем и ребенком. Это позволяет пациентам видеть связи между травматическими событиями прошлого и стрессовыми факторами в настоящем – и благодаря этому распознавать их триггеры и справляться с симптомами.

Обычно, если молодая мать сталкивается с депрессией, она находит себе психотерапевта и работает с ним один на один. Однако ДРП опирается на понимание того, что качество взаимоотношений и крепкая привязанность между родителем и ребенком абсолютно необходимы для их общего здоровья и благополучия. Лучшего тому примера, чем Шарлин и Ния, пожалуй, не найти. К счастью, доктор Тодд Реншлер, постдокторант, работающий под руководством доктора Либерман, присоединился к нашей команде как раз в то же время, когда они попали в клинику. Шарлин, по понятным причинам, несколько месяцев злилась на меня оттого, что я обратилась в Службу защиты детей; однако в их случае это было необходимо. Чтобы сохранить родительские права, Шарлин была обязана пройти лечение от послеродовой депрессии, а именно интенсивную психотерапию.

На первый сеанс ДРП с доктором Реншлером Шарлин пришла, глубоко погрузив в ушные раковины наушники от своего плеера iPod и выкрутив громкость музыки так, что слышно было окружающим. Она плюхнула Нию рядом с собой на диване и пустым взглядом уставилась на доктора Реншлера. Излишне пояснять, что первые сеансы проходили тяжело. Шарлин казалось, что я ее предала, и теперь ее заставляют делать что-то против воли. Однако доктор Реншлер, опытный и терпеливый клинический специалист, не торопясь выстраивал с ней доверительные отношения, для начала дав ей право выбирать, каким образом будут проходить сеансы, – тем самым наделив ее некоторой силой в ситуации, в которой она ощущала себя совершенно бессильной. Вместо того чтобы сразу нырять в глубину проблем со здоровьем Нии и депрессией самой Шарлин, он для начала обратился к проблеме, которую сама девушка считала главной: это знакомый каждому молодому родителю недостаток сна. Дело в том, что Ния часто просыпалась ночью, что расстраивало и изматывало Шарлин.

В том, что сон давался им тяжело, не было ничего удивительного. Исследователи обнаружили, что младенцам, матери которых находятся в состоянии депрессии, сложнее управлять своим сном; в среднем за ночь они спят на 97 минут меньше, чем младенцы матерей без депрессии, и просыпаются чаще. Неблагоприятный детский опыт существенно повышает риск возникновения практически всех существующих расстройств сна, в том числе ночных кошмаров, бессонницы, нарколепсии, лунатизма и психиатрических расстройств сна (есть тут кто-нибудь, кто ест во сне?). Сон в ночное время оказывает важное влияние на функции мозга, гормональную и иммунную системы и даже на транскрипцию ДНК.

Сон способствует качественной регуляции осей САО и ГГНО. Во время сна падают уровни кортизола, адреналина и норадреналина. Поэтому недостаток сна связан с повышением уровня гормонов стресса и, как следствие, усилением стрессовых реакций. Как вы уже знаете из глав 5 и 6, эти гормоны начинают «вечеринку», запуская реакцию на стресс со стороны мозга, гормональной и иммунной систем, а также связанные с этим эпигенетические процессы. Среди последствий – нарушение когнитивных функций, памяти и регуляции настроения.

Депривация сна не просто делает нас вялыми и раздражительными; она заставляет нас чувствовать себя больными. Недостаток сна связан с усилением воспалительных процессов и снижением эффективности работы иммунной системы. Пока вы мирно посапываете, ваша иммунная система обновляется, и время отдыха используется для калибровки механизмов защиты. Все знают, что во время болезни нужно много спать; но сон не менее важен и тогда, когда мы здоровы. Недостаток сна делает нас уязвимыми к болезням, потому что иммунная система лишается возможности эффективно отражать непрерывные атаки вирусов и бактерий.

Низкое качество сна также связано со снижением уровня некоторых гормонов (в частности, гормона роста) и с изменениями транскрипции ДНК, что может оказаться особенно проблематичным в детском возрасте, потому что открывает дорогу нарушениям роста и развития.

Доктор Реншлер и Шарлин совместно разработали план действий, чтобы помочь Нии засыпать на более длительное время. Для начала доктор объяснил Шарлин, почему важно укладывать Нию спать в прохладном, темном и тихом помещении в одно и то же время каждый вечер, избегая стрессовых или стимулирующих воздействий; вместо этого лучше принять успокаивающую теплую ванну и почитать перед сном. Со временем и мать, и дитя стали получать необходимый им обеим сон. Почувствовав себя понятой, ощутив поддержку со стороны доктора Реншлера, Шарлин в конце концов поняла, какова была цель его работы. Она увидела, что он старался помочь ей.

Вскоре Шарлин стала более открытой и рассказала, как ей недостает поддержки. Ее бывший парень (отец Нии) во время беременности вел себя агрессивно и давно уже куда-то пропал. Она жила с тетей по материнской линии, которая занималась воспитанием Шарлин и ее младшего брата с тех пор, как их мать покончила с собой. Шарлин тогда была еще совсем юной. Когда Шарлин сообщила тете, что беременна, на нее вместо поддержки обрушилась ругань. Хотя Шарлин жила не одна, она ощущала себя в полной изоляции; и это ощущение лишь усилилось из-за того, что Ния родилась недоношенной. Чем больше доктор Реншлер и Шарлин обсуждали ее отношения с тетей, тем больше девушка выражала желание выстроить собственные отношения с Нией иначе. По сути, достижение данной цели заключалось в изучении того, как Шарлин взаимодействовала с дочерью. На тех сеансах, когда Ния плакала или улыбалась, доктор Реншлер помогал Шарлин представить, что при этом чувствовала малышка, – и что это могло значить. Однажды, когда Ния сидела у матери на коленках, она протянула ручку и вытащила у той из ушей наушники. Сначала Шарлин ощутила раздражение из-за «плохого поведения» дочери, но, когда доктор Реншлер задал вопрос о том, что Ния могла выражать этим действием, Шарлин признала, что, вероятнее всего, дочка просто пыталась привлечь ее внимание. Тетя Шарлин всегда была невероятно критичной и отстраненной, не желала давать племяннице поддержку, в которой та нуждалась; когда сама Шарлин демонстрировала аналогичные действия по отношению к Нии, доктор Реншлер помогал ей задуматься о том, какова могла бы быть ее реакция.

Вскоре их отношения начали меняться. В какой-то момент Шарлин стала доставать один наушник во время сеансов, а затем и вовсе снимала оба. Чем крепче становился контакт между Нией и ее молодой матерью, тем меньше девочка плакала, больше гулила и смеялась: каждый родитель знает, что это – лучшее вознаграждение за все полуночные кормления и капризные утра. Сама Шарлин начала предпринимать более активные действия, чтобы справиться с неспособностью дочери набрать вес. На сессиях с доктором Реншлером она стала просить помочь ей подогреть бутылочку до нужной температуры и задавала много вопросов о процессе кормления и детском питании. Другие специалисты нашей клиники тоже помогали Шарлин практическими советами, предоставляли информацию о питании и помогали получить доступ к необходимым ресурсам. Мы также все вместе, как одна команда, обсуждали прогресс Нии. Благодаря таким поддерживающим разговорам раздраженность Шарлин по поводу моего обращения в СЗД стала угасать, и она стала меньше сердиться на меня.