Шрифт:
Закладка:
Волокна, выходящие из сетчатки, на самом деле распределяются в мозге по двум путям: ретино-геникулярному, который заканчивается на стриарной коре, и ретино-тектальному, оканчивающемся на зрительном отделе крыши среднего мозга, особенно на верхнем бугорке. Разрушения, затрагивающие один из этих двух путей, позволили сделать вывод, что кортикальная зрительная система предназначена для распознавания форм, тогда как функция подкорковой зрительной системы состоит в локализации объектов в пространстве. Тем не менее Перенен и Жанро выявили у больных, перенесших гемисферэктомию, наличие явлений бессознательного зрения.
После одностороннего (или, чаще, двустороннего) повреждения теменно-затылочно-височной зоны пациенты больше не могут ни распознавать лица, ни ассоциировать данное лицо с именем человека: эти больные страдают прозопагнозией. Тем не менее, осознание, необходимое для идентификации определенного лица, имеет место, потому что, когда пациентов просят указать на знакомые лица на фотографиях, может возникать психофизиологическая (электрокожная) реакция.
Вернемся к описанию работ Либета, демонстрирующих значительный сдвиг между моментом, когда испытуемый «осознает» свое решение (примерно за 200 миллисекунд до начала движения) и появлением потенциалов готовности на ЭЭГ (за 535 миллисекунд до начала движения или около 350 миллисекунд до «сознательного» решения действовать).
Считается, что одним из наиболее четко установленных фактов является то, что процессы, приводящие к осознанию, подчиняются временны́м ограничениям. Так, для Марка Жанро сознание не является чем-то немедленным. Наоборот, механизмы, позволяющие получить доступ к осознанию чего-либо, каждый раз требуют для своего действия некоторого минимума времени (порядка 250 миллисекунд). Таким образом, нейронные или психические процессы от минимальной до некоторой критической длительности не имеют прямого доступа к сознанию, но могут иметь к нему отсроченный доступ. Это подтверждает простое психофизическое наблюдение: хотя требуется по меньшей мере 500 миллисекунд, чтобы сознательно ответить на тактильный возбудитель, достаточно всего 100 миллисекунд, чтобы ответить моторной реакцией (нажатием на кнопку) на тот же стимул. Тем не менее, у испытуемого создается впечатление, что он нажал на кнопку после того, как почувствовал стимул.
Второе наблюдение, вытекающее из представленных результатов, состоит в том, что сознание не имеет никакой специфической модальности для обработки информации, какой бы природы она ни была.
Мозг может функционировать полностью бессознательным образом, решая сложные, но конкретные задачи всех сфер жизни, в том числе мышления и творчества, а сознание, наоборот, может сразу охватить практически все аспекты мозговой деятельности. Сознание ни в коей мере не может рассматриваться ни как необходимый этап при выполнении определенных операций, ни как постоянный атрибут определенных секторов функционирования психики.
Таким образом, сознательный доступ к информации начинается с рефлексивного процесса, позволяющего перецентрировать или переориентировать функционирование данного процесса, то есть перейти от обработки сигнала в реальном времени к его обработке в отложенном времени. Таким образом, по мнению Марка Жанро, момент осознания из простого факта временно́й задержки, необходимой для своего проявления, вырастает до второго, отсроченного этапа восприятия и действия.
Идеи Дерека Дентона, описываемые здесь, почерпнуты из его книг, но также из многочисленных и длительных дискуссий, которые я вел с ним во время его посещений Сент-Круа, места, где я живу. Я думаю, что Дерека Дентона в равной степени привлекал и мой недостроенный особняк 1929 года, и мои вопросы о сознании. Физиолог по образованию, он сохранял солидную долю эволюционного здравого смысла.
Если в некоторых школах нейронаук или когнитивных наук и существует понятие «табу», то оно относится именно к «сознанию». И, тем не менее, не снижается поток книг, написанных на эту тему самыми солидными авторами — философами, физиками, молекулярными биологами, иммунологами. Однажды во время конгресса по нейронаукам один из моих друзей (продвигающий нейрофизиологию зрения вопреки господствующим теориям) сказал: «Если я вправе дать вам добрый совет, а вы захотите сэкономить деньги, не покупайте эти книги: они невыносимо скучны». Поэтому, когда Дерек Дентон прислал мне свою книгу «Первичные эмоции и пробуждение сознания», я стал с любопытством ее читать.
Мои физиологические исследования подвели меня к вопросу о бодрствующем и онейрическом сознании, и я был заинтригован его эволюционным подходом. Каким образом один из создателей физиологии регуляций осмелился проникнуть в «святая святых» нейрофизиологии? Чуть позднее Дерек позвонил мне. Я сказал ему, что вполне оценил его книгу и очень хотел бы подискутировать с ним по проблемам возникновения сознания бодрствования и онейрического сознания.
Я очень хотел вновь встретиться с Дереком Дентоном, зная, что он является одним из самых активных защитников нашей науки — физиологии. За тридцать последних лет мы присутствовали при настоящей революции в биологии, связанной с открытием генетического кода и экспоненциальным ростом молекулярной биологии. Этот успех редукционистского подхода повлек за собой некоторое затруднение. Возникла необходимость принять вызов со стороны интегративной биологии. С одной стороны, гены не являются некими сущностями, независимыми от нас самих. Они являются узниками многочисленных физиологических регуляций, позволяющих им экспрессироваться. С другой стороны, в том, что касается человека, Дентон прав, напоминая о понятии экзогенной наследственности, обязанном Петеру Медавару: именно речь дала человеку уникальное преимущество — возможность эволюционировать по Ламарку (наследуя приобретенные признаки). Действительно, по мнению Медавара, «экзогенная наследственность у человека, то есть, передача информации не-генетическим путем, стала более важной для нашего биологического успеха, чем все, что запрограммировано в ДНК»[59].