– Отчего ты не спросишь, как давно я вернулся на базу, Рита? – вопросил шеф, выделяя ее имя какой-то особенно мерзкой интонацией.

Беликову прошиб пот. Страшное предположение растеклось в сознании чернильной кляксой.

Не может быть… Не может! Проклятье!

– Вы… вовсе не были на М-марсе, – чуть слышно сказала она, и голос предательски дрогнул. – Вы находились здесь, на станции… все это время.

– Молодец, – хмыкнул профессор. – Сообразительная. Впрочем, других не держу.

– Что здесь происходит?

– А ты разве не догадалась? – Левандовский звонко щелкнул пальцами, и хранилище озарилось голубоватым светом. Под куполом развернулся гигантский полупрозрачный голоэкран. – Здесь происходит эксперимент.

– Эксперимент? – Внутри все захолодело.

– Именно, – кивнул профессор. – Серьезный эксперимент по исследованию коммуникативного потенциала юнитов нового поколения. И мне требовался рабочий материал.

Рита стиснула зубы так, что чуть не раскрошила. Все ее эмоции, видимо, тут же отразились на лице, потому что шеф противно скривил тонкогубый рот и небрежно бросил:

– Что? Неприятно чувствовать себя хомяком в лабиринте?

Маргарита сочла за благо промолчать, а Левандовский продолжил:

– Но в конце всякого лабиринта подопытного хомяка ждет кусочек сыра, не так ли? Ты тоже заслужила свой. Паша!!!

Имя он не просто крикнул, а проорал, а у Риты упало сердце.

Паша? Пашка?!

Как ты мог? Как же ты мог? Ты же друг!

Из прохода появился Павличенко. Красный как помидор, потомственный казак избегал встречаться с ней взглядом. И правильно, черт побери, делал!

Павел передал шефу папку. Точно такую, какую Рита держала в руках.

– На модели Семь-два-семь апробирован экспериментальный метод формирования личностного конструкта путем вживления донорской памяти, – зачитал шеф, уткнувшись в бумаги носом, а на голоэкране замелькали диаграммы, формулы и схемы. Безжалостные цифры подтверждали страшную истину. – Визуальные образы позаимствованы у пациента обители Святой Анны, расположенного на Эриде. Установить личность пилота не удалось. Летчик скончался, не приходя в сознание. Причина смерти – травмы, полученные в авиакатастрофе.

Левандовский захлопнул папку, а Маргарита стиснула зубы. Расчеты и графики на голоэкране сопровождались любопытными изображениями: она и Джон в лаборатории, в столовой, в космоблоке… И каждое его слово, каждая улыбка – все в проклятущей программе! Все! Даже записи разговоров и варианты возможных ответов и реакций… Проклятье!

Так все-таки…

Джон – киборг, а она – идиотка.

– Вот он, наш доблестный донор. – Лев Леонидович подошел вплотную и сунул ей в руки снимок. Различить черты обезображенного ожогами лица Рита не сумела. – Его память мы вживили пятерым юнитам из седьмой партии. Но полноценно она прижилась только у двадцать седьмого.

Софи… Собака с короткими лапами… Теплое молоко… Нежная любовь к космопланам… Кулинарные навыки и сонеты Шекспира…

Маргарита сжала кулаки. Хотелось выть. Все это – воспоминания несчастного парня, которого давным-давно нет в живых. А личность Джона – всего лишь фикция. Как и твердил Пашка с самого начала.

Только вот… В отличие от нее, Павличенко знал это наверняка.

Сволочь!

– Ты весьма впечатлила меня как объект исследования, Рита. – Профессор снова выделил ее имя. – Семь-два-семь спровоцировал у тебя мощнейший эмоциональный отклик. Ради своего кибернетического друга ты даже сюда забралась, что весьма показательно. Он и в самом деле так хорош, а?

Маргарита вскинула голову, мечтая испепелить шефа взглядом, но тот лишь фыркнул и покачал головой.

– Паша, а ну, веди сюда красавца.

Новый удар под дых. Черт! Только не это! Только не он!

Павел удалился, а через пару секунд появился вновь. Следом за ним шагал Джон. Хотя нет… Не Джон. Юнит за номером Семь-два-семь.

Однако сердце едва не выпрыгнуло из глотки, когда киборг, заметив ее, воскликнул:

– Рита! О господи, ты цела? С тобой все в порядке?

Он бросился к ней. Протянул руки. В голубых глазах мелькнула самая настоящая, неподдельная тревога.

– Мне сказали, ты попала в беду, и я сразу…

Договорить он не успел. Левандовский зыркнул на него, и юнит замер. Не составило труда догадаться, что профессор отдал короткий, но весьма действенный мыслеприказ.

Взгляд Джона потух. Руки безвольно повисли вдоль туловища.

– Он закодирован, – пояснил шеф. – Очень удобно: можно одним коротким словопаролем переключать режимы. Сейчас, к примеру, я активировал стандартный. Смотри!

Профессор подошел к брюнету и приказал:

– Говори.

– Юнит за номером семьсот двадцать семь ждет распоряжений, – прозвучал безжизненный голос.

– Приберись здесь, – небрежно бросил Левандовский. – А ящик верни на место.

– Слушаюсь. – Джон безропотно принялся собирать разлетевшиеся по хранилищу документы.

– Ну как тебе демонстрация? – просиял Лев Леонидович. – Что скажешь, Рита? Что-то ты затихла…

«Какая же ты скотина!» – подумала Беликова, а вслух сказала:

– Что теперь с ним будет?

– Забавно! – Профессор сморщил лоб. – А твоя собственная судьба тебе не интересна? Странный народ женщины. Хотя… Знаешь, я долго думал, кого из вас назначить первым помощником. Тебя или Павла. Павел умен, но местами откровенно трусоват. К тому же до омерзения суеверен.

Павличенко, стоявший за спиной шефа, побагровел. Ноздри казака гневно раздувались.

– А у тебя характер из стали, – договорил Левандовский и вперился в Маргариту взглядом. – Так я думал до недавнего времени, Рита. И что же я вижу теперь? Пара трогательных признаний – и ты растеклась лужицей! Чем, скажи мне, ты думала, когда решилась рискнуть всем ради этого вот… – он кивком указал на Джона, – изделия? Головой? Нет, дорогая моя. Не головой ты думала вовсе! А знаешь, чем?

Шеф закипал. В таком настроении он был особенно мерзок. Циничен, жесток и абсолютно непредсказуем.

– Боюсь, у вас этот орган отсутствует напрочь, Лев Леонидович, – ледяным тоном произнесла Рита, подписывая себе смертный приговор.

– Даже не сомневайся.

– Я думала сердцем. – Она бесстрашно взглянула шефу в лицо. – Предполагаю, именно это вы собирались сказать.

Профессор смерил ее взглядом, полным колючего презрения.

– Жалость – удел слабаков, – сказал, словно плюнул. – Слава науке, я лишен этого порока. А ты, увы, нет. Я был о тебе лучшего мнения, Беликова. Это твой третий прокол, а правила одни для всех. Так что… ты знаешь, что делать. Документы и расчет получишь в отделе кадров. Челнок до Байконура завтра в три. Всего хорошего. Паша! За мной!