Сигюрлёйг: Я бы не стала называть это «отношениями».

В.: Так вы жили по отдельности?

Сигюрлёйг: Вместе, но это был сущий ад. Поэтому я от него и ушла.

В.: По какой причине?

Сигюрлёйг: По разным причинам, которые никак не связаны с тем, что произошло.

В.: Это правда, что бывший муж вас бил?

Сигюрлёйг: С чего вы это взяли?

В.: Так это правда?

Сигюрлёйг: Не вижу, какое отношение это имеет к делу.

В.: Вы его поэтому оставили?

Сигюрлёйг: Не понимаю, зачем вы у меня это спрашиваете. Все уже в прошлом.

В.: Мы поговорили кое с кем из ваших бывших соседей. Они утверждают, что часто замечали у вас следы побоев, серьезность которых вы старались преуменьшить. Соседи слышали из вашей квартиры крики, а в наших архивах обнаружился протокол, согласно которому по вашему адресу был вызван наряд полиции в связи с нарушением порядка в состоянии опьянения и бытовым произволом. Полицию вызвали вы сами, утверждая, что супруг вас избил. Такое случилось дважды – в пятьдесят пятом году, когда вы и оставили мужа.

Сигюрлёйг: Значит, такой он был муж.

В.: То есть, именно поэтому вы его бросили и уехали в Сейдисфьордюр?

Сигюрлёйг: И поэтому тоже, среди всего прочего.

В.: А как реагировал на эти побои ваш сын? Он испытывал ненависть к отцу?

Конрауду было несложно представить неловкость, которую испытывала мать, когда ее спрашивали о домашнем насилии. Она никогда и ни с кем не делилась своими переживаниями на эту тему – даже со своей дочерью Бетой, сестрой Конрауда и самым близким матери человеком. Этот протокол для Конрауда тоже открытием не являлся, поэтому он знал, что дальше последует еще более тягостная, почти невыносимая для его матери, часть.

Сигюрлёйг: Конрауд был еще совсем ребенком. Но почему вы задаете мне все эти вопросы?

В.: Ребенка ваш муж избивал?

Сигюрлёйг: Нет.

В протоколе не фиксировались паузы, но Конрауд тем не менее понимал, что этот ответ мать дала не без колебания.

Сигюрлёйг: То есть, бывало, что отец шлепал его пониже спины, но в общем он всегда обходился с ребенком хорошо.

В.: Вы не знаете, какие отношения…

Сигюрлёйг: Конрауд и мухи не обидит, если вы на это намекаете. К чему эти вопросы? Мы того человека и пальцем не тронули – ни я, ни мои дети. Вам бы стоило это знать. Вы ведь в курсе, что за жулики вокруг него вились, и что за аферы он проворачивал… Врагов у него было хоть отбавляй. Я думала, вам это известно.

В.: Вы не знаете, какие отношения были у Конрауда с отцом в период, предшествующий убийству?

Сигюрлёйг: Нет. Я особо не поддерживала контакты с сыном.

В.: Вы не приезжали в Рейкьявик навестить его?

Сигюрлёйг: Ну да, так же, как и мою сестру, и по многим другим делам.

В.: А где вы с сыном встречались?

Сигюрлёйг: В одном кафе в центре.

В.: И о чем вы беседовали?

Сигюрлёйг: Обо всем понемногу. Я ведь говорила, что редко с ним виделась. Хотела узнать, как у него дела.

В.: Он не показался вам взвинченным? Или он был спокоен? Говорил ли он что-либо об отце?

Сигюрлёйг: Взвинченным? Конрауд? Никогда я его таким не видела. И об отце он ни словом не обмолвился.

В.: То есть, вы о нем не беседовали?

Сигюрлёйг: Нет.

Конрауд задержался глазами на этой лжи – об отце они еще как беседовали.

В.: У вас также есть дочь Элисабет. Какие были ее отношения с отцом?

Сигюрлёйг: Никакие – Бета живет со мной.

В.: А когда вы жили все вместе?

Конрауд в очередной раз уловил сомнение в голосе матери, который звучал у него в голове.

Сигюрлёйг: Она всегда была больше привязана ко мне, чем к отцу.

В.: Он обращался жестоко и с дочерью?

Сигюрлёйг: Не понимаю, как это связано с вашим расследованием.

В.: Попрошу вас ответить на вопрос.

Сигюрлёйг: Такое бывало. До тех пор, пока не вмешалась я.

В.: То есть?

Сигюрлёйг: В нем поселилось чудовище, но когда я это заметила, было уже слишком поздно.

В.: Не могли бы вы изъясниться поточнее?

Сигюрлёйг: Я увезла дочь от него, как только заметила.

В.: Что заметили?

Сигюрлёйг: Что он ее лапает.

В.: Вы хотите сказать, что он склонял ее к интимной связи?

Конрауд захлопнул папку.

Сигюрлёйг: Да.

25

Ласси лежал в медикаментозной коме в отделении интенсивной терапии Национальной клиники в Фоссвогюре, в то время как Рандвер со своим подельником отходили от последствий приема спиртного и наркотиков в камере предварительного заключения полицейского управления на Квервисгата. Они находились под присмотром врача, который наблюдал, как проходит их медленное восстановление после нескольких суток, если не недель, проведенных в наркотическом угаре, и вводил им соответствующие препараты, чтобы ускорить процесс. Больше всего пострадал Рандвер. Несмотря на обильное кровотечение из головы, его поведение по пути в травматологическое отделение было сродни буйному помешательству, а в палате экстренной помощи он устроил настоящий погром, перевернув вверх дном стоявшие там столы и койки, пока медперсоналу не удалось наконец его унять. После обработки ран его перевезли прямиком в КПЗ. У его сообщника тоже имелись повреждения головы, а кроме того, у него была сломана рука, но в отличие от Рандвера, вел он себя спокойно: сидел на раскладушке, покачиваясь взад-вперед, что-то бормоча себе под нос и время от времени проявляя проблески сознания. Однако через два дня его состояние улучшилось, и из КПЗ его с забинтованной головой и рукой на перевязи препроводили в допросную. Его ожидал переезд в следственный изолятор тюрьмы Литла-Хрёйн, но сначала с ним хотели побеседовать сотрудники отдела по борьбе с оборотом наркотиков. Марта наблюдала за происходящим из смежного помещения через зеркальное стекло. Допрос проходил в присутствии адвоката, который в разговор почти не вмешивался.

Подельник Рандвера утверждал, что был не в курсе нахождения Ласси в багажнике «Лендровера». За ним якобы заехал Рандвер и предложил кое-куда прокатиться. Лишь по прибытии в Нойтхоульсвик тот сообщил ему, что им нужно забрать оттуда сумку со спортивной одеждой для кого-то из его приятелей. Для кого конкретно, Рандвер не уточнил, но подельник предположил, этот приятель живет в Брейдхольте, поскольку именно в том направлении поехал Рандвер. И тут произошла авария, а в следующий момент под вой сирен прибыла полиция и арестовала их. Ласси он увидел, только когда тот выкатился