— Я? Я нелюдь. Это, паря, совсем другой коленкор — лесовик забрал у меня продукты и положил их на пень. Следом за этим он взмахнул рукой, и над нами как свет зажгли. Светляки. Ну точно, они. Вон, сбились в летучую кучку, и выполняют теперь роль лампочки — Все, на что ты способен, это кровь сосать да годы считать, что за счет живых для себя, мертвого, у Судьбы выкупил. А я всему вот этому хозяин, от букашки до вон того дерева. Они живут для меня, а я — для них. И мы друг другу нужны, по-другому никак. Разницу чуешь? То-то же!

— Красиво прозвучало — я несколько раз хлопнул в ладоши — На самом деле здорово. Фрол Евграфович, боюсь показаться невежливым, но, может, не будем тянуть, пойдем уже к тому кладу, что вам покою не дает? Мне просто завтра еще на работу идти, а время совсем позднее. Вернее, уже сегодня. Хотелось бы немного успеть поспать.

— Так в чем же дело? — предложил Фрол Евграфович — После того, как ты этого надоедалу из землицы на бел свет вытянешь и из моего лесу спровадишь, ложись да спи. Есть у меня тут в лесу одна полянка, на ней в давние времена берегиня передохнуть останавливалась. Как бишь ее… Ариния. Вот, точно, Ариния. Сами берегини давненько уж ушли за Кромку, но добро, что они в мир несли, следок свой все же оставило. Я на ту поляну редко кого пускаю, нечего людям там делать. Они как поймут, что тут у болезного хворь отступает, а у отчаявшегося желание жить появляется, так сразу табличку поставят, мол, столько-то за вход плати, человече, и будет тебе счастье. А после, когда силу из места этого напрочь вычерпают, начнут землю в мешках продавать, пока и она не закончится. И заодно лес мой весь испохабят бутылками, окурками да бумажками. Но тебя я на поляну ту сведу. Тебе это полезно будет, Хранитель. Сил прибавится, грусть-тоска развеется, а если вопросы какие душу тянут, так может подсказка в голову придет.

Хм. Сдается мне, что это предложение из числа тех, от которых отказываться точно не стоит. Ну да, спать на холодной земле и на мокрой траве мне хочется меньше всего, но не уважить степень доверия, которую мне оказал этот седобородый старичок никак нельзя. Это вопрос признания и репутации, так что ничего, переживу.

Да и потом — не в первый раз всплывают в разговоре эти берегини, и всякий раз подчеркивается одно и то же — их сила и влияние на судьбы этого мира. Вдруг там, на этой поляне мне удастся узнать что-то новое о них?

Или даже о себе?

Михай в разговор не лез, по-моему, он нас даже не слушал, но при этом как только лесовик двинулся вперед по тропинке, указывая нам путь, сразу же потопал за ним, закинув лопату на плечо.

Мы миновали ельник, за которым виднелась поляна, служившая домом сестрице Марфы, обогнули небольшое болотце, где нас, было, атаковали комары, вызвав громкий смех Михая, пересекли пару неглубоких оврагов и, наконец, оказались близ опушки, за которой в полумраке виднелся покрытый наползающим туманом край поля, заросшего высокими стеблями, вроде как кукурузой.

Надо же. Выходит, клад лежит чуть ли не на виду, и его до сих пор никто не взял? Хотя — чего тут удивительного? Кому придет в голову то, что такое возможно? Да никому. Опять же, насколько я понял, он не так уж прост, и совсем не желает быть найденным. А если кладу нравится то, как все обстоит в текущий момент, то его никто никогда не найдет, это я уже усвоил.

Разумеется никто, кроме меня.

— Вон пошел! — проскрипел крайне неприятный голос, как только я двинулся к раскидистому вязу, на который мне указал лесовик — И ты, мордоворот, проваливай!

— Он тебя не слышит — произнес я, недовольно морщась. Ноги мокрые аж до колен, и это так дискомфортно! Теперь еще и насморк наверняка подхвачу. Велика ли радость носом шмыгать неделю, а то и две? К тому же сослуживицы покою в этой связи не дадут, начнут лечить народными средствами, в том числе луком или, того хуже, чесноком. В прошлый раз от меня в метро народ шарахался, так я ими пропах — Но даже если слышал бы, то не остановился. Михай, видишь у корней земля маленько просела? Там копай.

— Убью! — из-под моих ног, прямо из земли вылетел жуткого вида призрак, представляющий собой неопрятного старика в драной рубахе и таких же портках. На запястьях у него имелись железяки, в которых я признал кандалы, только без цепей, а глаза полыхали багровым пламенем — Зничтожу! Удушу! Ррррразорву на куски и сожру!

— Валяй — разрешил я и похлопал себя руками по плечам — Брррр, озяб! Так о чем мы? А, точно! Давай, бесплотный, начинай! Хочешь — с меня, хочешь — вон, с него.

Михай тем временем поплевал на ладони, и шустро начал копать яму в том месте, на которое я ему указал. Прямо не вурдалак, а ходячий экскаватор.

— Ааааааа! — заметив это, призрак метнулся в сторону моего спутника и запустил когтистую лапу ему в грудь, туда, где по идее у человека бьется сердце.

Михай даже останавливаться не подумал, хотя призрака, похоже, все же приметил. Слышать не слышал, но видел точно.

— А? — недоуменно глянул сначала на свою лапу, а после на меня охранник клада — Это как?

— Вот так — хмыкнул я, отметив при этом, что зря так халатно отнесся к способностям этой твари. Выходит, она все же на что-то способна, как та лошадь, что в начале лета прикончила охранников Шлюндта. Осторожнее надо быть. А то, понимаешь, кое у кого началось головокружение от успехов — Нельзя вырвать то, чего нет. Он невесть сколько времени мертв, у него сердце давно трухой стало.

— Но у тебя-то нет? — оскалился призрак — Ты-то живой, верно?

— Живой. Но тебе не по зубам, даже не надейся. Ты кто есть? Слуга клада. А я этим кладам, сколько их на свете ни есть, Хозяин. Вот и выходит, что ты служишь мне. Ну да, случается такое, что раб на хозяина руку пробует поднять, есть тому подтверждения в мировой истории, только вот для восставших это никогда ничем хорошим не заканчивалось. Да что далеко ходить? Тот, что тебя сюда положил, тоже ведь против закона пошел, правильно? И что, он вернулся после тебя забрать? Нет. А почему? Потому что вздернули его на дереве, как государева преступника, а после, когда он гнить начал, закопали как собаку без креста и поминовения. И правильно сделали. Тем более что он, подлюка, еще и друзей своих верных потравил ради пригоршни монет. Потому мотается его душа теперь неприкаянно по белу свету, бродит по дорогам ночной порой, не находя приюта.

Молчал призрак, слушая меня. Злился, ненавидел, но нападать боялся.

— Не повторяй его ошибок — чуть мягче произнес я — А то ведь отправлю тебя тем же маршрутом. Поверь, я могу.

— Ты о чем? — прямо как собака рыкнула душа клада.

— О том самом. Поклажу из земли я всяко заберу, ты даже не сомневайся. Она не твоя, и даже не моя, она кое-кому другому обещана. Ну, а ты без клада что ноль без палочки. Знаешь, что такое «ноль»? Н-да. Ладно, тогда так. Ты без клада, как забор без дома — что он есть, что его нет — какая разница? Но если я тебя не отпущу, а клада не станет, то что дальше делать станешь? Из леса тебя местный хозяин мигом шуганет, ты ему всю плешь за века проел, а в большом мире ты никому не нужен. Да тебя, собственно, никто и не увидит, золота-то, кровью политого, ведь больше нет. Откуда силы брать станешь?