Впервые в жизни я стояла перед монаршей особой; от волнения у меня запершило в горле. Неужели я зайдусь кашлем при махарани? Я сглотнула, чтобы не раскашляться. Дрожащими пальцами поправила на голове сари, сложила руки в намасте и направилась к махарани. Дойдя до кушетки, поклонилась, коснулась ног королевы, потом – своего лба. Она махнула мне унизанной кольцами рукой.

Махарани вытащила из колоды очередную карту, поискала глазами, куда бы ее положить, и в конце концов опустила ее на стол рисунком вниз.

– Вот видишь, – сказала махарани, – вечно я ищу короля, а он прячется от меня. – Голос у нее был низкий, с хрипотцой.

Вдруг раздался пронзительный свист, и я вздрогнула. Из затейливой серебряной клетки за кушеткой на меня, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, таращился ярко-зеленый попугай. Дверь клетки была открыта.

Махарани, не поднимая глаз от карт, беззаботно махнула на попугая:

– Знакомься, это Мадхо Сингх.

– Намасте! Бонжур! Милости просим! – проверещала птица и снова свистнула, закатав черный язык в красном клюве. Перья на шее у попугая отливали розово-черным, так что казалось, будто птица в ожерелье, как махарани. Перья на макушке были цвета летнего неба.

Мне доводилось слышать об александрийских попугаях, но я ни разу их не видела своими глазами. Птица была прекрасна.

– Ваше высочество назвали попугая в честь покойного махараджи?

Махарани наконец перевела на меня свои темные глаза и приподняла бровь.

– К сожалению, эти двое не знали друг друга. Мой муж скончался тридцать три года назад, а малютке Мадхо Сингху всего пятнадцать. – Она окинула меня холодным взглядом. – Садись.

Я присела на соседнюю кушетку и расправила на коленях сари, стараясь успокоиться.

Тут к махарани подскочил еще один слуга – должно быть, ожидал у дверей.

– Чаю, – приказала она.

Слуга поклонился и вышел. Махарани вытащила следующую карту.

– Ты бывала на фестивале слонов[30]?

– Не имела удовольствия, ваше высочество.

– Раньше на этих фестивалях было очень весело. Отовсюду съезжались раджпуты, играли на своих великолепных слонах в поло. Слонов украшали узорами – и бивни, и хоботы, и ноги. Даже ногти! – Она обвела рукой комнату, показывая, как щедро расписывали слонов. – До того как махарани Латика вышла за моего пасынка, я вручала приз за самого красивого слона. И однажды мне в ответ подарили Мадхо Сингха.

Попугай снова свистнул и проверещал:

– Намасте! Бонжур! Милости просим!

Махарани перевела взгляд на дверь. Сквозь щелку в гостиную заглядывал Малик. Я окаменела. Сколько раз я ему повторила, чтобы ждал снаружи? Разве я не объясняла, что от старшей махарани зависит наше будущее?

Она поманила его пальцем, Малик робко вошел в комнату и завертел головой, силясь понять, кто свистит. Я порадовалась, что в тот день, когда Парвати пообещала рекомендовать меня во дворец, я справила Малику желтую рубашку с длинными рукавами и белые брюки. Сегодня утром, едва Малик переступил порог дома миссис Айенгар, я вымыла и умастила маслом его волосы, а шею и уши терла так усердно, что они покраснели. Даже сандалии сегодня были ему по ноге.

Махарани с любопытством разглядывала Малика, он же, не обращая на нее внимания, глазел на птицу.

– Не хочешь поздороваться с моим золотцем?

Мадхо Сингх перелетел с жердочки на спинку дивана махарани.

– Золотце, – очаровательно повторила птица.

Малик вежливо поприветствовал попугая саламом.

– Доброе утро, – проговорил мальчик, не отрывая взгляда от птицы.

Попугай пропел:

– Намасте! Бонжур! Милости просим!

Малик улыбнулся.

– Умная птица.

– Умная птица, – согласился Мадхо Сингх.

Махарани, с интересом наблюдавшая за Маликом, спросила:

– Сколько тебе лет?

Малик изобразил задумчивость. Сперва вперился в потолок, потом посмотрел на махарани.

– Мне нравится думать, что восемь.

Уголки ее напомаженных губ дрогнули, и махарани расплылась в улыбке.

– Какая прелесть. – Она затряслась от смеха, так что у нее забулькало в горле, зазвенели браслеты и зашуршало сари. – Твой? – Махарани перевела взгляд с Малика на меня.

Я покачала головой.

Она снова посмотрела на Малика.

– Молодой человек, какие сласти вы любите?

– Какие сласти вы любите? – передразнила птица.

Малик сосредоточенно наморщил лоб и снова уставился в потолок.

– Рабри, – ответил он.

– Чудно! Так и скажем повару, – откликнулась махарани, – пусть немедленно приготовит тебе рабри.

Я покраснела, подвинулась к краю кушетки.

– Ваше высочество, мы пришли исполнить ваши желания, а не обременять вас нашими.

Рабри готовить долго и трудно, надо все время следить, чтобы молоко не убежало, два часа кипятить его на медленном огне, пока не получится крем. Просить об этом королевского повара – неслыханная наглость!

Махарани округлила глаза.

– Но Мадхо Сингх будет счастлив. Разве нет?

Попугай моргнул.

– Обожаю сласти.

Малик с еле заметной улыбкой взглянул на меня, словно спрашивал, что за игру мы затеяли и можно ли ему с нами.

– Ваше высочество, рабри так долго готовить… – запротестовала я.

– Вот именно. – Махарани повернулась к двери, и к ней подошел очередной слуга. Она велела отвести Малика на кухню и не возвращаться, пока мальчишка до отвала не наестся рабри. – Да смотри, чтобы повар не отослал его на другую кухню. И Мадхо Сингха с собой возьмите. Он любит сладкое, – пояснила она мне.

Малик вытаращился на меня. Я повела плечом. Кто я такая, чтобы спорить с махарани? Попугай же, казалось, понял каждое ее слово и мигом перелетел со спинки кушетки на обтянутое белым жилетом плечо слуги.

– Я люблю сладкое, – повторил Мадхо Сингх, и слуга с Маликом вышли из гостиной.

Я повернулась к вдовствующей королеве, и та, не удержавшись, расхохоталась.

– Терпеть не могу этого повара, – сказала она. – Никогда-то не приготовит блюдо так, чтобы пришлось мне по вкусу. Он был любимцем моего мужа и теперь злится, что вынужден служить мне. Он взбесится, когда узнает, что ему придется торчать у раскаленной плиты, чтобы накормить еще один рот.