ту картину,

Чтоб в три прыжка скакнул олень со скал

К источнику, в лесистую долину.

Дворец утехи я построю тут

С беседкой пасторальною, зелёной;

Паломникам и странникам приют,

Чертог любви для девы непреклонной.

Умелый мастер чашу возведёт

Для родника под лиственною сенью!

И в тот же день, придя к нему, народ

Названье даст – РОДНИК «ПРЫЖОК ОЛЕНЯ».

Храбрец олень! дабы твоя судьба

Во славе оказалась не забыта:

Поставлю я три каменных столба

Там, где содрали дёрн твои копыта.

И тёплым летом здесь, где пахнет хмель,

Устрою бал своей Прекрасной Даме;

И будут танцы, будет менестрель,

В беседке будут игры вечерами.

Пока не рухнут основанья гор,

Дворец с беседкой будут всем желанны: —

Тем, для кого жилище – Юрский бор[7],

И тем, кто пашет в Свэйле[8] неустанно».

Он повернул домой, его олень

Лежал у родника к воде ноздрями.

– Исполнил рыцарь, что сказал в тот день.

И слава понеслась над городами.

Луна три раза пряталась в чертог,

И чашу получил родник отныне;

Поставить три колонны рыцарь смог,

Дворец утехи выстроил в лощине.

У родника высокие цветы

С деревьями сплелись, прижав к ним донца,

Создав приют лесистый, где листы

Укроют всех от ветра и от солнца.

И тёплым летом здесь, где пахнет хмель,

Устроил рыцарь бал Прекрасной Даме;

И были танцы, был и менестрель,

В беседке были игры вечерами.

Но сэр Уолтер умер – наш герой,

В семейном склепе он лежит под вязом.

Есть тема сочинить мне стих второй,

Сопроводив его другим рассказом.

Часть вторая

Я о несчастьях не пишу стихов,

Кровь леденить – то не моё искусство,

Но летом на свирели я готов

Играть для тех, в ком разум есть и чувства.

Я в Ричмонд[9] направляясь на коне,

Стоящие увидел три осины

На трёх углах квадрата, в стороне

Ещё одна – у родника лощины.

Значенье их узнал бы я навряд;

Остановившись на скале укромной,

Узрел я три столпа, стоящих в ряд, —

Последний на вершине виден тёмной.

Унылые деревья без ветвей;

Квадратный холмик с жухлою травою;

Как, может, вы, сказал я без затей:

«Давным-давно здесь было всё живое».

Оглядывал я холм со всех сторон,

Печальней места я не видел ране;

Казалось, здесь весны неслышен звон,

Природа подошла к смертельной грани.

Я там стоял бесплодных полон дум,

Когда старик в пастушеской одежде

Поднялся вверх, и я, услышав шум,

Спросил его, а что здесь было прежде.

Пастух поведал тот же мне рассказ,

Что в первой части смог зарифмовать я,

Сказав: «Веселье было здесь не раз,

А нынче здесь на всём лежит проклятье.

Стоят осины мёртвые кругом;

А, может, буки – все обрубки эти:

Они беседкой были; рядом дом —

Дворец прекрасней всех дворцов на свете!

В беседке той ни кроны, ни листвы;

Вот и родник, и каменные плиты;

А во дворце полдня могли бы вы

Вести охоту за мечтой забытой.

Нет ни собак, ни тёлок, ни коней,

Из родника желающих напиться…

У тех, кто крепко спал, ещё мрачней

Сон становился от такой водицы.

Убийство было здесь совершено,

Кровь жаждет крови; может не напрасно

Решил, на солнце греясь, я давно,

Всему причина – тот Олень несчастный.

Что думал он, с кого он брал пример!

Когда от самых верхних скал по круче

Он сделал три прыжка – и, гляньте, сэр,

Последний был, о, чудо! сколь могучий.

Отчаянно бежал он целый день;

Не мог понять я, по какой причине

Любил то место загнанный олень

И смерть обрёл у родника в лощине.

Здесь он поспать ложился на траву,

Был убаюкан летнею волною,

И первый раз воды пил синеву,

Близ матери тропой идя лесною.

В апреле под терновником густым

Он слушал птиц, рассвет встречавших звонко;

Возможно, здесь на ножки встал грудным,

От родника почти что в полфарлонга[10].

Теперь здесь ни травы, ни тени нет;

В низине грустной солнце не сияет;

Я говорил, так будет много лет,

Природа в этом месте умирает».

«Седой пастух, ты хорошо сказал;

Но мы различны нашим пониманьем:

Когда олень особенный здесь пал,

Он был оплакан горним состраданьем.

Ведь дух, что устремился к облакам,

Что проникает рощи и низовья,

Относится к безвинным существам

С благоговейной отческой любовью.

Дворец утехи – тлен: тогда, потом,

Но это всё ж не светопреставленье;

Природа вновь одним весенним днём

Проявит здесь и прелесть, и цветенье.

А все столпы исчезнут в свой черёд,

Что видим мы, о чём когда-то знали;

Когда же день спокойствия придёт,

Все монументы зарастут в печали.

Один урок! но поделён на два,

Природа учит явно нас и скрыто:

Чтоб с муками живого существа

Спесь и утеха не были бы слиты.

Из «Стихотворений» в двух томах (1807)

Сонет, сочинённый на Вестминстерском мосту 3 сентября 1802 года[11]

Нет ничего прекрасней в мирозданье!

Тот нищ душой, кого не удивит