был приговорен к затоплению. На какой-то момент жителям была дана надежда, и они думали, что город будет спасен. Но, увы, его больше нет. Он затоплен. Мы видели тогда последние дни жизни этого прекрасного поселения на реке Тигр. В свою очередь, город видел наши последние дни. Дни, когда наше трио держалось за руки, хохотало до колик в животе и распевало песни на курдском языке до срыва голоса. Города больше нет. Нас больше нет. И все, как всегда, символично. Сейчас, живя в Турции, часто рассказываю местным жителям, где я побывала, а они делают удивленный жест, хлопая себя по щекам и говорят, что меня боятся. А-ха-ха, и все потому, что я люблю курдов и всегда горячо заявляю об уважении к ним. К счастью, не все реагируют подобным образом. Это радует, потому что не люблю это противостояние. Все мы люди. Разве от нации человек становится лучше или хуже?

И от русских часто слышу, что курды лицемеры, лжецы и похожи на цыган. Про турок же говорят, что они бабники, думают лишь членом и обожают наживаться на русских девушках. Я киваю головой, мол, ага, уже слышали. А сама думаю: как вам живется с такими страхами и стереотипами? Сколько девушек мечтают жить в Турции, мечтают о красивой сказке и любви, как в самых красивых турецких сериалах? С такими мыслями и установками они и нарываются на самых «милых» турок. Ну вы и сами помните мою историю с мальчишкой-альфонсом. Но свои мультики крутите лишь в своей голове. Не нужно ставить огромный проектор и транслировать свой фильм другим зрителям. Тупые стереотипы и ваша узколобость жутко раздражают. Говорю об этом прямо, потому что наслушалась многого.

Я, пожалуй, немного отвлеклась. Мы приехали в Хасанкейф, где пару часов полазали по скалам и пещерам, попили чай, сделали сотню фотографий и затем отправились в Диярбакыр.

Вартолу не выпускал моей руки. Ты чувствовал, что мы близки к финалу? Тогда ведь моя интуиция даже не шептала об этом. Точку всегда ставить больно, но об этом меня не предупредили.

Глава двадцать вторая

Его боль – моя боль

Диярбакыр. Был уже вечер, когда мы добрались. Город маленький. Не сравнится с большим и шумным Стамбулом. Население – курды. Народ, у которого нет своего государства. Разбросаны по всему Востоку и маются как неприкаянные. Нет дома у них. Нет принадлежности к месту. Диярбакыр окружен рекой Тигр, вбирающей в себя и другие реки.

Зачекинилась. Выложила фото в Инстаграм. В личке сотни сообщений от незнакомцев. Вартолу забрал телефон и молча удалил все запросы. Красивая русская девушка в Диярбакыре – это нонсенс. А я обожаю, когда он ревнует. Мой сладкий иракский мужчина. Чувствую, как его горячая кровь бурлит в венах. Не терпится закрыться в отеле. Усталость и дикое желание. Хочу выключить свет в номере и в полной темноте принадлежать друг другу. Не видеть, а только чувствовать. Твое тело, твое дыхание, твою плоть.

Заселяемся в Hilton. Стою в сторонке и не мешаю мужчинам решать вопрос. Люблю наблюдать за ними. Волевые и сильные, вокруг них все бегают, суетятся. Они невозмутимы. Вартолу и Медет. Люблю вас и никогда не забуду. Вартолу взглядом говорит, чтобы я подошла. Я покорная. Всегда. Он молча может указать мне, что делать. Млею от его власти.

У всех, несмотря на дикую усталость, отличное настроение. У нас, как всегда, по традиции смежные номера. Разъединились. Каждый по своим комнатам. Я легла на кровать. Любимый подарил крутые беспроводные наушники, которые в будущем, к сожалению, оставлю на набережной. Включаю музыку и балдею. Ты делаешь фото украдкой. Снова не похожа на себя. Другая. А в голове мысли о нем. Меня нет, я словно призрак тебя. Словно часть тебя, которой нет отдельно. И я счастлива проживать такие мгновения. Он рядом, я чувствую его запах и чувствую его прикосновения на кончиках моих пальцев руки. Встаю, чтобы попить сок. Буквально секунда, буквально миг. Поворачиваю голову и вижу его лицо. На нем отражена дикая боль. Рот полуоткрыт, и я буквально слышу его безмолвный крик. Не могу понять, что, черт возьми, происходит. Он загибается от боли. Принимает позу эмбриона и держится руками за живот. Теперь я понимаю. Приступ средиземноморской лихорадки. Он много рассказывал об этой болезни и как его увозили с приступами в больницу. При мне это произошло впервые. Подбегаю к нему. Тело ледяное, а на лбу испарина. Лицо красное от напряжения. Что мне делать? Я, будучи медсестрой и человеком с медицинским образованием, растерялась. Понимаю, что нужно позвать Медета на помощь. Конечно, он знает, что нужно делать. Кричу через дверь истошным криком. Я не могла не запаниковать. Забегает в комнату. Сразу понимает, что происходит. Вартолу, несмотря на состояние, смог указать на нужное лекарство в интернете. Дышит тяжело. Моя рука в его руке. Сжимает так, что у меня немеют пальцы. Я рядом, милый, я рядом, родной. Шепчу и даже забываю, что говорю на русском. Я заберу всю боль, только не отключайся. Кладу руку ему на живот, он каменный. На его глазах слезы. Лицо прячет у меня в коленях. Медет хочет пойти к себе, чтобы надеть футболку. Забежал раздетым. Тут мы увидели, что я захлопнула смежную дверь от номера. Наружная закрыта, а ключ от номера внутри. Надев что-то из вещей Вартолу, Медет мчится в аптеку. Я остаюсь с любимым. Мой мобильный разрывается от звонков. Звонит дочка из России. Прости меня, милая, мама не может сейчас. Вартолу продолжает сжимать мои руки. Пытается спрятать слезы. Боится за свою слабость, боится показаться беспомощным. Приступы прекращаются буквально на минуту. В это время успевает сделать глубокие вдохи и немного успокоиться. Затем боль возвращается с удвоенной силой. По моим ощущениям, это похоже на схватки при родах. Но женская природа знает, как с этим справляться. У мужчин же на боль реакция абсолютна другая. Я физически чувствую его боль. Его боль – это моя боль. Тело сводит судорогой. Я плачу и молю Бога, чтобы ему стало легче. Он спросит меня потом, было ли мне страшно. Я ответила, что боюсь его потерять. Я боюсь за его жизнь.

Медет принес лекарство. Я до сих пор удивляюсь, почему он не носит его с собой, зная о своих приступах и болезни. Это равносильно тому, что я выйду из дома без инсулина и после