Лори подошла к мужу и ласково притронулась к его плечу. Джини не мог заставить себя поднять глаза, боясь увидеть вблизи эти многочисленные, отталкивающие бюсты, выросшие под основным, эту жуткую лобковую поросль, смахивающую скорее на шерсть зверя.

— Ну теперь мне все понятно, — печально констатировала девушка. — Ты действительно разочарован. Впрочем, этого и следовало ожидать. Я же предупреждала тебя, что лучше бы ты ничего не знал. Я же не хотела раздеваться, но ты сам настоял. Если бы не твое упрямство, ты никогда бы ничего не узнал.

— Неужели ты думала, что, женившись на тебе, я смог бы всю жизнь прожить без секса? — оторопел Джини.

Кейлер не поверил собственным ушам, но и своим глазам он верить отказывался. Еще минуту назад жизнь казалась Джини сладкой, волшебной сказкой, а теперь она превратилась в какое-то безумное и бессмысленное существование, своей колоритностью напоминающее фильмы ужасов, которые крутят исключительно по ночам, когда все нормальные люди давно спят.

— А почему бы и нет? — откликнулась, наконец, Лори. — Ты же сам мне сказал, что для тебя главное — работа. Все свое время ты проводил бы в конторе или на приемах, а я стала бы твоей неизменной спутницей, целомудренной и неприкосновенной. А сексом заниматься ты смог бы и с любой девушкой, которая пришлась бы тебе по вкусу. Я действительно очень люблю тебя, Джини, и понимаю. Но и ты должен понять меня.

Джини без сил рухнул на стул.

— Господи Боже мой, — пролепетал он. — Да это хуже, чем ночной кошмар.

Лори опустилась на колени подле мужа и начала поглаживать его руки, успокаивая Джини. Он нервно курил, коротко затягиваясь и выпуская колечки голубоватого дыма.

— Неужели ни ты, ни твоя мать никогда серьезно не задумывались о пластической операции? Ведь если найти хорошего опытного хирурга, то он, безусловно, смог бы…

— Джини, — возмущенно оборвала его девушка, — при чем тут операции? Просто мы такие от рождения, и для нас тут нет ничего необычного.

— Кто это «мы»? — растерялся Джини.

— Ну, я, моя мать и все наши предки. Таково племя убасти.

— То есть иметь шесть грудей для вас — обычное дело?

Лори поднялась с колен и, подойдя к кровати, присела на краешек. Она широко расставила ноги, и Джини, несмотря на то, что липкий страх все еще пробирал его, вдруг опять ощутил возбуждение.

— Американские врачи называют это атавизмом, — . объяснила Лори, прикрывая руками вторую пару грудей. — Такие случаи описывались в медицинской литературе, а что касается сосков — так многие женщины имеют их не два, а больше. Это так называемая многососковость — тоже атавизм.

Джини извлек из кармана носовой платок и судорожно прижал его к вспотевшему лбу. Он даже не пытался возражать, весь превратившись теперь в слух.

— Но это, конечно, не относится к женщинам племени убасти, — с гордостью резюмировала Лори. — Для нас подобное строение — никакой не атавизм, а норма. Другие женщины не пользовались всеми шестью грудями, как это положено, у них и развились только две верхние. А остальные, так сказать, за ненадобностью, в течение тысячелетий постепенно усыхали, если так можно выразиться. А потом и вовсе исчезли. Джини, ты только представь себе, насколько красива женщина, у которой все шесть грудей такие же пышные, как у меня эти верхние…

Джини попытался было представить себе облик такой «красавицы», и ему стало тошно.

— Лори, — облизнув пересохшие губы, заговорил Кейлер. — Операция тебе просто необходима. Ты не сможешь вести нормальную полноценную жизнь, если будешь ходить с шестью сосками. Как, интересно, ты собираешься появиться на пляже? А когда ты задумаешь родить и отправишься в больницу? Вот любопытно, что же сообщит мне доктор? А тебе? «Любезнейшая миссис Кейлер, лично вам я бы посоветовал отказаться от искусственного молока и вскармливать ребенка грудью. Тем более что их у вас в избытке».

Все время, пока Джини произносил свою обличительную речь, он с неудовольствием поглядывал на Лори, которая теребила свои нижние соски.

— Ну, а теперь попробуй представить себя на моем месте, Джини, — грустно промолвила девушка.

— Но ты забываешь, что я мужчина и у меня есть своя точка зрения, — продолжал горячиться Кейлер. — Сразу после свадьбы ты вдруг заявляешь мне, будто ты другая, а оказывается, что ты просто урод. Но мало того, ты даже и не думаешь исправлять это уродство!

— Послушать тебя… так выходит, что я эгоистка, — обиделась Лори.

— Так оно и есть! — взорвался Кейлер. — Ты думаешь только о себе! Ведь когда я решил жениться на тебе, я вполне логично полагал, что тело у тебя такое же безукоризненное, как и лицо. И вдруг обнаруживается, что сосков у тебя ничуть не меньше, чем у породистой суки, а я теперь, оказывается, должен забыть о плотских развлечениях, с головой погрузившись в омут политической жизни. Стало быть, сутками просиживать на работе, протирать десятки штанов на боевом, так сказать, посту… Лори, ты, по-моему, просто спятила.

Выслушав эту тираду, девушка как ни в чем не бывало обратилась к Джини:

— Ну теперь, я надеюсь, ты не захочешь заниматься со мной любовью?

Внезапно Джини перестал верить в происходящее. Ему вдруг нестерпимо захотелось громко закричать и проснуться. Он встал со стула и, подойдя ближе, начал внимательно изучать лицо Лори, такое прелестное, соблазнительное— и в то же время — смущающее и даже чуточку раздражающее Кейлера.

— Знаешь, мне кажется, что ты испытываешь удовольствие, издеваясь надо мной, — проговорил он. — Я угадал? Ты ведь сейчас наслаждаешься, глядя, как я мучаюсь и переживаю

— Джини, — откликнулась девушка. — Я же не хотела этого. Ну, вспомни сам, как я противилась и нашим встречам, и, тем более, браку. Я делала все, чтобы этого не случилось. Я пыталась защитить тебя.

— Защитить? Интересно узнать, от кого?

Лори грустно посмотрела на мужа.

— От тебя самого, Джини. Я предупреждала тебя об опасности, да только ты и слышать не хотел о ней. Ты шел напролом. Ты решил вторгнуться в мою жизнь, даже не взвесив все «за» и «против», ты не вдавался в подробности, и тебя не интересовало, кто я такая и почему так настойчиво отвергаю тебя. Пока ты не познакомился с моей матерью, у меня еще оставалась надежда, что тебя удастся спасти. Но бороться с ней я уже не в состоянии, Джини. Я ей и в подметки не гожусь. Кроме всего прочего, она ведь моя мать и тоже принадлежит к племени убасти. Я обязана делать то, что она мне приказывает.