До верхнего склада Поликарп Данилович добрался на попутной машине. Давненько он не бывал на лесосеках. У обогревательной будки нос к носу столкнулся с Волошиным.

— Фу, черт, думал какое начальство приехало, — стягивая рукавицу, сказал Илья. — Дома пошто не сидится?

— Дела-а, — хитро прищурился старик Сорокин. — Нельзя же допустить, чтоб Витьку какой-то Заварухин побил… Не-е годится, — покрутил он головой и даже ногой притопнул.

— Как это побил? — удивился Илья.

— Соревнуются они…

Волошин пожал плечами: не доводилось слышать, чтобы бригада Сорокина соревновалась с заварухинской. «Что-то путает дед», — подумал он, а вслух посоветовал подождать трактор сына. Он вот-вот должен был возвратиться с лесосеки.

— Нет уж, я пешим пройдусь, — и Поликарп Данилович бодро зашагал по волоку.

Дремотно из конца в конец стлалась тайга. Под тяжестью сыпучего снега гнулись ветви деревьев.

Санька навещал меня всякий раз, как только выдавался подходящий момент. Он все так же виновато прятал глаза и старался избегать разговора о том, что привело его в банду Сизова. Я чувствовал, какая ломка сейчас происходила в нем. За эти дни лицо у него осунулось, он стал отращивать бородку. Росла она у Саньки жиденькой, жалкой… Здоровье мое плохое. В груди болит и ноги прямо не мои, места я им не найду, сидеть на топчане, прислонившись спиной к холодной стенке землянки, тяжко, а лежать и того хуже, душит меня. Чего я только не передумал за эти дни! Скорее выбраться к своим, работать засучив рукава. Дел в волости уйма. А я тут сижу, описываю свои приключения. Настоящий роман получится. И смех, и горе. Раньше мне доводилось несколько раз выступать в газете. Помнится, однажды сказали мне: «У вас талант, Корешов…» — Но литературная болезнь вскоре прошла: не до писанины было… Даже и сейчас пишу это, а у самого мысли далеко-далеко. Знаю, Советскую власть в нашем таежном крае утверждать в людях куда труднее, нежели, скажем, в рабочей массе. Много сел у нас староверских, много крестьян зажиточных… Есть и такие заимки, где люди сами своей властью живут… Какой это будет вред нашему делу, если люди поверят подлой сизовской брехне про меня.

Сегодня Санька отчего-то не пришел. Всякие нехорошие мысли лезут в голову. Только бы не выследили его. Беспокойно что-то на душе…

Я сам пока не осознал свое отношение к брату. Но как бы там ни было, а отвечать ему придется… Ему отвечать… А тебе, Панас? Страшно подумать, что вырастет сынишка, спросит об отце, а ему скажут: «Бандит твой отец, изменил народу, изменил делу партии…» Может быть, и не так прямо скажут, смысл будет тот же… Нет, даже с перебитыми ногами, ползком, а выберусь к своим.

Попытался привстать. Нет сил. Нет. А они должны быть! Должны!

Почему не идет Санька?

Поликарп Данилович не прошел и половины пути, как на волоке показался трактор.

— Ты чего, батя? — высунулся из кабины Виктор. — Потерял что?

— Годы свои молодые потерял, — буркнул Поликарп Данилович.

— Залезай, с ветерком прокачу.

— Поезжай уж, ноги пока не отсохли, пешком пройдусь.

Немало были удивлены сорокинцы, когда на лесосеке появился Поликарп Данилович. Борода у него заиндевела, на усах налипли сосульки. Он шагал, по-хозяйски осматривая подъездные пути, постукивал палкой по поваленным деревьям.

— Ну, прямо дед-мороз! — сказал Платон.

— Чего это, папаша, тебя сюда занесло? — сбил на затылок шапку Анатолий.

— Да кто так топор держит?! — вместо ответа накинулся на него Поликарп Данилович. — Вот так, смотри, — он сунул рукавицы за пояс, взял топор и пошел щелкать сучки. Ребята перемигнулись — силен старик. — Во! — запарившись, выдавил Поликарп Данилович. Присел на пенек. — По лесосеке соскучился, вот и притопал. Да заодно, думаю, дай посмотрю, как мои ребятки трудятся…

Поликарп Данилович пробыл в лесу до окончания смены, успел даже побывать в бригаде Заварухина. Оттуда возвратился задумчивый, кликнул ребят.

— Это хорошо, что вы соревнуетесь… Только по старинке все у вас получается…

— Это у нас-то по старинке?! — удивился Виктор.

— У вас! — отрезал Поликарп Данилович, оборачиваясь к сыну. — Надо соревноваться, но надо и хорошее что друг у друга перенимать. Перво-наперво это тебя касается, как тракториста. Разговаривал я с Генкой. Он смеется. Ваш Витька, говорит, пока заведет трактор, я уже со своим в лесу…

— Ну, это он хвалится, — угрюмо отозвался Виктор.

— Доля правды есть, чего уж там, — поддержал Поликарпа Даниловича Платон. — Надо кому-то из нас раньше выезжать в лес, разогревать двигатель…

— Так что присмотритесь, как работает Заварухин. Кичиться в таких случаях нечего… — сказал в заключение Поликарп Данилович.

На том и порешили.

4

У Анны, когда она шла домой, мысли все в голове перепутались. Так странно, так непонятно продолжали звучать в ушах слова Вязова: — «Не потеряй голову, иначе потеряешь счастье». «Боже мой, неужто я такая глупая, что не соображу, что к чему? — думала Анна. — И какое такое мне еще счастье надо, ведь все, кажется, есть…»

Шуба славно грела, поскрипывали по снежку белые, как он сам, чесанки, а сердце — тук-тук! тук-тук! «Чудной, право, — улыбнулась сама себе Анна. — Это я-то и вдруг какой-то руководитель. Хоть и кружком, все же руководить надобно… А, может, и впрямь поруководить? — спрашивала она себя. — Только вот как посмотрит на это Нестер?..»

— Чего это, зашлась-то? — встретил ее вопросом Нестер. Он сидел верхом на скамье и смолил дратву. Детвора играла тут же.

— Да так, морозно на улице, — соврала Анна. — Вот щеки и прихватило, — и она старательно стала тереть их ладошками, думая, сказать или не сказать мужу о предложении Вязова. Решила пока умолчать, пусть Иван Прокофьевич сам об этом Нестеру скажет.

Два дня Нестер молчал и только на третий день, вечером, за ужином сказал:

— Я, конечно, не против, чтобы ты с девками в клубе занималась. Только потребуй, пусть монету гонят, больно нужно задарма работать…

— Я скажу Ивану Прокофьевичу, — согласно промолвила Анна. — Это же как вроде учительница получается, а им за занятия деньги платят.

— Во-во! — чамкая промычал в нос Полушкин.

Но с Нестером о деньгах говорить просто, а как повстречала Анна Вязова так и застыдилась. Но согласие свое руководить кружком дала. «Как-нибудь в другой раз поговорю о деньгах», — подумала женщина.

— А когда на руководство приходить? — спросила она.

— Завтра, Аннушка, к семи часикам приходи…

«Ух, ты! — даже дух захватило у Анны. — Быстро-то как, завтра!»

На следующий день Анна с самого раннего утра была как на иголках. И чем ближе солнце скатывалось к сопкам, тем страшнее, неспокойно становилось у нее на душе.