Андрей.

— А как же родители?

— Значит, не смогли, пойдем…

— Они придут, отец обещал…

Андрей схватил Лешу за руку, потащил по коридору, тот упирался, но как-то вяло: придут родители или нет, а выступать надо…

В гардеробной их уже ждали новенькие, ни разу еще не бывавшие на манеже костюмы: шикарные розовые рубашки с серебряными колечками, малиновые, в тон с чехлами на подушках, шорты.

Андрей быстро стянул через голову рубашку, выпрыгнул из брюк: ему ужасно не терпелось облачиться в новый костюм. До этого он надевал его лишь однажды, на примерке, в костюмерной, но там разглядывать себя в зеркале было неудобно.

— Быстренько наденьте белые трусики и бандаж светлой стороной, — приказал Слава, сам он уже разгуливал по гардеробной в костюме, который делал его моложе.

Андрей надел шорты и рубашку, подошел к зеркалу. Слава тотчас окинул его придирчивым взглядом.

— Ну, Андрей, ты у нас сегодня принц!

— Только волосы торчат. Может, смочить?..

— Не надо, это тебе к лицу.

Коля тем временем занимался с Лешей, помог ему влезть в шорты, которые почему-то оказались чуть-чуть узки. Леша нервничал, спешил, наверно, все еще переживал, что не дождался родителей.

— Леш! Ты почему такой серьезный? А ну-ка улыбнись, пошире, пошире…

В дверь постучали.

— Войдите, — крикнул Слава.

Дверь приоткрылась, и в гардеробную проник большой букет цветов, за ним показалась Лешина мать:

— Вячеслав Иванович! Не знаю, как вас и благодарить. Мой теперь учится, не грубит, за последний месяц всего одну двойку принес…

— Я уже исправил, — сказал Леша и распахнул дверь пошире. Ему хотелось, чтобы в гардеробную вошел отец. Сегодня он был чисто выбрит, аккуратно причесан, совсем не похож на того человека, которого Андрей видел зимой во дворе.

— Ой, какой ты у нас сегодня красивый, настоящий артист, — мать поцеловала Лешу в щеку.

— Еще нет, артист — это после выпуска, — Леша, выскользнув из объятий матери, удрал к зеркалу.

Андрей, почувствовав, что из глаз вот-вот выкатятся слезы, отвернулся. О том, что выпуск двадцатого, он написал матери еще месяц назад, но приехать она не смогла: дорого, да и кто с работы отпустит.

— Анна Васильевна, вы уж нас извините, — смущенно улыбнувшись, заговорил Слава. — Нам нужно готовиться.

— Конечно, конечно, — засуетилась Лешина мать.

— Вы проходите в зал, Коля вас проводит.

Коля вышел в коридор, но тут же заглянул обратно:

— Слав, пора разминаться, уже первый номер пошел…

— Сейчас, только ребят нарисую.

Слава взял губную помаду, пудру, румяна…

— Чур, я первый, — воскликнул Леша и, подскочив к зеркалу, плюхнулся на стул.

— Почему — ты? Может, я первый… — Андрей схватил второй табурет и сел рядом…

— Только не спорить, — улыбнулся Слава, — без грима никто не останется.

Андрей задрал подбородок, зажмурил глаза, Слава быстро коснулся его щек ватой, мазнул по губам жирным карандашом. Андрей глянул в зеркало и увидел, что губы у него стали красными, как у женщины…

Слава наводил румянец на щеках Леши.

— Ну вот и все. Если в манеже будут сохнуть губы, не стесняйтесь, оближите…

— Не слишком яркий грим? — смущенно спросил Андрей.

— Нормальный, тут же дневной свет, а для манежа в самый раз.

Слава подтолкнул мальчишек к выходу, без хорошей разминки надежды на удачную работу могли не сбыться.

Андрей выскочил в коридор, на цыпочках проскользнул мимо занавеса, отделявшего манеж, где вспыхнули негромкие, но дружные аплодисменты, нырнул в тренировочный зал.

Здесь на обыкновенном ведре сидел клоун в полосатой кепке, с длинным, как у Буратино, картонным носом. Он давал последние инструкции маленькой лохматой собачке, стоявшей перед ним на задних лапках…

— Я кому сказал — стоять? Сколько будет дважды два? Голос! Голос!..

Собачка недовольно тявкнула два раза, ей словно не нравилось, что хозяин разговаривает с ней не слишком ласково.

— А умножать она тоже умеет? — спросил Леша.

— Проваливайте, ребята, без вас тошно…

Андрей повел Лешу в глубину зала, где висели кольца; клоун был явно не в духе, видно, волновался перед выходом.

— Так, быстренько проканифольтесь. — Слава вытащил на середину подушку, Коля бросил возле нее мат.

Андрей потоптался в ящике с канифолью для того, чтобы ноги при приходах не скользили, впрыгнул на Колины ступни, сделал суплесс, сальто. Новый костюм, кажется, не мешал ему, не сковывал движения.

С манежа опять послышались аплодисменты: закончили выступление акробаты-прыгуны. Клоун с собачкой исчезли.

— Ну, все мосты сожжены, — сказал Слава. — Сейчас наш выход. Работаем весело, как на тренировке, улыбок не жалеть.

И вот Андрей вместе с партнерами уже стоял около занавеса. В щелочку он видел зал, комиссию, которой через несколько минут предстояло решить, достойны ли они с Лешей называться артистами или нет.

На арене, натужно улыбаясь, клоун пытался заставить свою собачку показать математические способности: а та, вместо того чтобы сообщить результат, безмолвно виляла хвостом. В зале стояла мертвая тишина.

Быстро летели секунды. От волнения Андрей вслед за Лешей начал прыгать на одном месте, чтобы не замечать, как дрожат руки и стучит сердце. Слава и Коля переминались с ноги на ногу, стараясь не показывать мальчишкам, что волнуются не меньше их.

Под жидкие хлопки с манежа вернулся клоун, красный, злой, и сразу же набросился на собачонку, которая жалобно скулила у него в руках:

— Ах ты дрянь, не могла голос подать. Я жду, жду, а она…

— Витя, ты сам виноват, — сказал ему приятель. — Не дает голос — и пусть, зачем же другие репризы валить?..

На манеже устанавливали реквизит. Слава выскочил за занавес, проверил, правильно ли стоят подушки, вернулся он вместе с ведущим, высоким мужчиной в черном пиджаке.

— Ну, артисты, ни пуха ни пера. И чтобы без мандража. Просто работаем, как обычно. Репетируем! — Ведущий похлопал Андрея по плечу и, вернувшись к публике, торжественно объявил номер: — «Икарийские игры» под руководством Вячеслава Куприянова.

В зал хлынула музыка, громкая, сочная: магнитофон был подключен через большие динамики и звучал как оркестр.

Занавес распахнулся, Андрей побежал вдоль барьера направо. Зал, небольшой, низкий, совсем не похожий на настоящий цирк, вдруг поразил его своей необъятностью. Комиссия была совсем рядом, но Андрей ее не видел: глаза от страха сами собой глядели вниз, на ковер.

У подушки Коля шепнул:

— Спокойно, все хорошо!

Впрыгнув в «седло», Андрей начал крутить мельницу — первый, самый простой в композиции трюк. Рядом, на второй подушке, мелькало гибкое Лешино тело. Трюк шел совсем синхронно, невидимая волшебная сила не позволяла мальчишкам ни на градус опередить друг друга. Взлетая в воздухе высокой подушки, Андрей уже не думал о зрителях, о комиссии, он жил в движении, в трюке. Кроме мальчишек батут выбрасывал вверх и