Мы пробуем снова, на этот раз разрешаем Райану просто читать по бумажке, но он все равно запинается и произносит слова с артистичностью тостера.

– Слушай, извини, Райан, но ты не будешь играть Банко, – говорю я. – Лен, наверное, тебе придется поменяться с ним ролями.

Лен подбрасывает фонарик в воздух и ловит его.

– А ты что, у нас тут главная?

В поисках более легкой мишени я снова поворачиваюсь к Райану:

– Ты хочешь поменяться ролями с Леном или ты соберешься и сыграешь как надо?

Райан опускает кочергу.

– Я поменяюсь.

Лен пытается возражать с невозмутимым лицом, но у него ничего не выходит.

– Ну ладно.

После этого наша постановка становится значительно лучше. Лен играет Банко вполне сносно, но настоящая звезда – это Серена в роли Макбета.

– «Самому б забыться, чтоб происшедшего не вспоминать!» [7]– произносит она с видом отчаявшегося человека. Лен, прислонившийся к камину, согласно ремарке, стучит (по каминной полке). – «Стучи, стучи! Когда б ты этим стуком мог ото сна Дункана разбудить!»

Последние строки Серены наполнены невыносимым страданием. Она делает паузу. Потом низко кланяется под наши аплодисменты.

– Мне кажется, у нас круто получается! – заявляет Серена, театрально падая на диван.

– Да, почти у всех, – отмечаю я и гляжу на Райана. Тот в ответ хмурится.

– На сегодня закругляемся? – предлагает Лен.

Он спрашивает меня и одновременно насмехается, но отвечает ему Серена:

– Да, конечно.

Она вскакивает на ноги.

Я лезу в телефон посмотреть, который час. Только полчетвертого, а значит, мама сможет забрать меня не раньше чем через полчаса. Интересно, получится ли затянуть эту встречу, чтобы Серена и Райан не оставили меня наедине с Леном? Но Серена уже берет свою сумку-шопер, отвечая на сообщения, которые пришли, пока мы репетировали, а Райан приседает, чтобы завязать шнурки.

Я не хочу просить Серену подвезти меня, потому что ей не по пути, но я отчаянно не хочу оставаться здесь, так что на короткое мгновение я раздумываю, не попросить ли Райана. И решаю, что, видимо, я совсем поплыла, если собираюсь добровольно провести время с ним.

– За мной заедут только в четыре, – говорю я Лену. – Ты не против, если я посижу здесь?

Ему от этого ни холодно ни жарко.

– Нет.

– Ну ладно, пока, ребята! – говорит Серена и машет нам на прощание ключами.

Райан тоже поднимает руку и выходит вслед за ней. Дверь за ним захлопывается.

Так что теперь посреди гостиной стоим только я и Лен.

– У меня тут домашка не сделана, – говорю я.

– Можешь сесть в столовой, если хочешь. – Он вяло указывает, где я могу устроиться.

– Хорошо.

Я непринужденно подхожу к столу, вытаскиваю из рюкзака учебник по алгебре так, словно я каждый день решаю дифференциальные уравнения у Лена в столовой.

Он закидывает на плечо свой рюкзак и тоже подходит. Он кладет ладони на спинку стула, и непонятно, то ли он пытается начать беседу, то ли закончить ее.

– Я, наверное, буду учить свой новый длинный текст.

Я не отрываюсь от задачи.

– А что, для тебя это проблема?

Лен открывает рот, чтобы выдать какую-нибудь колкость, но услышать ее мне не суждено, потому что в этот момент раздается звук открывающихся гаражных ворот, и он меняется в лице.

– Это?..

– Моя мама. – Тут он прямо морщится. – Видимо, сегодня она вернулась пораньше.

Я слышу, как открывается и закрывается задняя дверь, цоканье каблуков сменяется мягкими шагами одетых в чулки ног.

– Лен? – На пороге кухни появляется миниатюрная женщина в шелковой безрукавке и темных брюках. – О, здравствуй, – говорит она, замечая меня. Мы с любопытством рассматриваем друг друга.

– Здравствуйте, – отвечаю я.

– Это Элайза, – говорит Лен.

– Я Наоми.

Она улыбается, и я узнаю девушку с фотографии, только повзрослевшую.

– Мы позанимаемся наверху.

Лен отступает от стола, но задерживается, ожидая, что я пойду за ним.

Его мама, видя, что я уже основательно устроилась здесь и разложила перед собой домашку по математике, пропускает слова сына мимо ушей.

– Ты учишься в Уиллоуби, Элайза?

– Да, – отвечаю я. – Мы с Леном вместе ходим на английский.

Его мама дружелюбно кивает, и, не буду врать, я слишком наслаждаюсь подлинным смущением Лена, чтобы чувствовать неловкость самой. Хотя признаю, это достаточно стремно, что я болтаю с его мамой.

– А еще мы оба сотрудники «Горна».

– Вот здорово. Ты знаешь, Лен совсем недавно стал писать для статьи. – Она улыбается и наклоняется ко мне, будто мы заговорщицы. – Так хорошо, что он наконец снова чем-то заинтересовался.

Тут я понимаю, что мама Лена не знает о его избрании на должность главного редактора, а еще она думает, что Лен пригласил меня, потому что я ему нравлюсь. Второе доходит до нас с ним одновременно.

– Элайза ждет, когда за ней заедет мама, – быстро объясняет он. – Мы с группой тут репетировали «Макбета».

– Твой папа будет очень рад это слышать. Он обожает эту пьесу.

Выражение Наоми при этих словах трудно определить: она говорит с налетом некой сардонической насмешки, которая может быть знаком как презрения, так и умиления. Эту манеру Лен, видимо, тоже перенял от матери.

Он наклоняется, закрывает мой учебник и берет его под мышку, категорично показывая, что разговор окончен.

– Мы пойдем делать алгебру.

Мама Лена поворачивается в сторону кухни, но сначала бросает:

– Ладно, но когда отнесешь книги Элайзы к себе в комнату, помоги мне занести продукты.

Я взбегаю по лестнице вслед за Леном, но не поспеваю – сегодня он перешагивает через две ступеньки. На втором этаже, когда его мама нас уже не может слышать, я, громко пыхтя, спрашиваю:

– Почему ты не сказал своей маме, что ты новый главный редактор «Горна»?

Он пихает мне в руки учебник по алгебре, будто только сейчас вспомнил, что его держит, и решил поскорее от него избавиться.

– Как-то не было повода.

– Врешь.

Я прижимаю книгу к груди и иду за ним в комнату.

– А вот и нет, – отвечает Лен, бросая свой рюкзак на серый шерстяной коврик, покрывающий деревянный пол.

Я скрещиваю руки поверх учебника:

– Ты что, переломишься хоть раз правду сказать?

Мои слова звучат ровно с той враждебностью, какую я хотела выразить, но когда Лен дрогнул, точно его ударили, я думаю, не хватила ли через край.

Впрочем, сомневаюсь в себе я недолго.

– Я думал, ты со мной не разговариваешь, – благожелательно отвечает он, и я снова раздражаюсь.

– Когда я такое сказала?

– В том-то и дело – ты этого не сказала, потому что вообще перестала со мной