Шрифт:
Закладка:
Устрашило меня совсем иное. Видя пред собой надменную кротость, живо припомнила я давнюю встречу с ее светлостью. Герцогиня гордо восседала на своем скакуне (кротости не было и в помине), но слова ее, к нам обращенные, звучали искренне и исполнены были подлинного живого интереса.
Я знаю, что речь моя греховна и вы слегко опровергнете ее, возразив, что леди Джейн так обошлась с нами, заботясь в первую очередь об интересах своей державы, что ее веротерпимость и требование вернуть нам наши имения – это не акт милосердия, но трезвый расчет. Нечто подобное однажды и вполне убедительно излагал нам Стентон. Возможно, он прав, я не могу судить об этом. Только какая мне, да и всем остальным разница, почему герцогиня пустила нас в свою страну, позволила нам жить здесь согласно нашим обычаям и вере и наконец позаботилась о нашем безбедном существовании? Ведь она же ничего не потребовала взамен. Кроме одного условия, никак не обременяющего нас: не пытаться как-либо повлиять на то, что происходит в покинутой нами стране.
Вот таким пугающим размышлениям предавалась под ласковые речи леди Энн. Они и прежде смущали меня, но только сейчас, стоя перед будущей государыней Найтской, я испугалась их по-настоящему, ибо вдруг осознала, что не хочу, чтобы младшая сестра однажды сменила на престоле старшую, что я страшусь этой перемены. И страх этот вызывает во мне человек, как и я, почитающий Всевидящего
Не отвлекло от этих мыслей и приглашение к ужину, ибо я живо представила, что сейчас увижу обеих сестер вместе и заранее угадывала, в чью пользу окажется мой выбор. Уже у дверей гостиной, где я впервые встретилась с вами, сэр Генри, спохватившись, попросил меня вернуться и взять из его кошеля пару монет, чтобы он мог одарить слуг, ухаживающих за нашими лошадьми (дядя вообще любит явить себя щедрым барином).
Я торопливо прошла по коридору и у дверей, ведущих в наши покои увидела Стентона. Он решительно шагнул мне навстречу и протянул кошель с деньгами. «Я не хотел, чтобы у вас возникла необходимость объясняться со своим дядей», – неожиданно мягко проговорил он, как бы объясняя уединенность нашей встречи. Я не ответила ему. Мое внимиание привлек мешочек с деньгами, окрашенный в цвета сэра Генри. «Он подарил мне его на день рождения», – Чарльз конечно сразу же заметил мой взгляд. Сэр Генри действительно подарил ему кошель, но я не знала, какой именно. Я поблагодарила его и шагнула к двери. «Помните, Олуэн, вы мне больше ничего не должны», – сказал он мне вслед.
Потерянная я вошла в комнату сэра Генри, неся в руке целое состояние, подаренное мне просто так. И все в этот миг представлялось простым и возможным. Что ж, отчасти предчувствие мое оправдалось. Следуя указаниям сэра Генри, я раскрыла его дорожную сумку, но денег в ней не было. Я потянуласть было к другой и тут услышала скрип открываемой двери. Все еще сжимая кошель в руке, я обернулась на звук и увидела Мартина. Он смотрел на меня и лицом его властвовал ужас. Однако он тут же пришел в себя, бросился ко мне, схватил за руку.
„Послушайте, Олуэн», – с изумлением услышала я; до сих пор его обращение ко мне было вполне официальным, – «верните эти деньги владельцу. Я отдам вам все что у меня есть. Это не вся сумма, но я найду еще».
Я не понимала его: почему я должна возвращать деньги Стентону и что может дать мне Мартин, если он сам в проигрыше?
И я ответила ему: «Он дал их мне безо всяких обязательств и условий». Об условии Стентона я в тот момент просто не вспомнила. Впрочем, это было не важно: лицо Мартина ясно указывало, что он не верит мне. А в следующую минуту я поняла, какие деньги предлагает мне Мартин. И безысходное отчаяние охватило меня: если бы я выиграла, Мартин был бы спасен, но поражение мое ввергло его в новую бездну.
И я сказала ему об этом. Но говорила, наверное, очень бессвязно, и он опять ничего не понял. Вместо ответа протянул руку, словно желая отобрать у меня кошель. Странно, но именно тогда меня впервые посетила мысль, что я не могу более оставаться в Найте и должна покинуть его. Я так и сказала, но опять же невнятно, не заботясь о том, поймет ли Мартин меня. А еще… еще я надеялась, что, оставшись один на месте преступления своего, он все же одумается и вернет деньги на место. Потому, что, вернувшись к дяде, я так спокойно, как только смогла, сообщила ему, что не нашла его кошель. Сэр Генри ничуть не удивился. «Вы наверное перепутали сумки, Олуэн», – заметил он добродушно, – «или же я сам положил его не на место. Ничего, после ужина все выяснится».
Мартин появился в зале почти вслед за мной, но тщетно пыталась я прочесть по его лицу, какое решение он принял. Оно было смутно. И тут пришли вы…
Я, наверное, должна объяснить, откуда мне известно ваше высокое имя. Вы, конечно, помните прием в честь ее светлости, устроенный в день рождения королевы Марии? Совсем недавно был подавлен мятеж лорда Нокса, и все ожидали, что по эшафоту покатятся головы родовитых мятежников, в том числе кузена самой королевы. Но ничего не случилось. Точнее, казни были, но под топор легли лишь те, кто замечен в грабежах и убийстве мирных горожан, а разбойников королева не жаловала никогда. Остальные отделались сранительно мягким наказанием. Нокса заточили в тюрьму, а принц Кларенс получил распоряжение немедленно удалится в уединенное имение и не покидать его без высочайшего распоряжения.
Многие тогда восхваляли милосердие государыни, и я, совсем юная девушка, присоединялась к этому мнению. Но сейчас мне понятно утверждение Стентона, превозносившего мудрость королевы Марии. «Она должна была казнить мятежников, но не могла этого сделать: ведь они сражались за свою веру».
На прием я попала благодаря дяде. Сэр Генри полагал, что юной девице полезно приобщится к высшему обществу. Да и сама я была в восторге: все же встреча двух государынь – событие необыденное. Но мне не повезло: герцогиню я так и не увидела. Ее встреча с королевой Марией происходила в узком кругу, куда ни я, ни даже сэр Генри допущены не были. Дядя заговорил со случайно встреченным знакомым, а я оказалась предоставлена самой себе и молча стояла в толпе гостей, совершенно подавленная окружающим
