— Могу представить, — губ невольно касается улыбка. Хотя мне сложно представить, как в отелях «все включено» можно скучать по гречке. — Так может, сварить кашу? — накрываю ее запястье своей рукой.

— А можешь?

— Конечно.

— Ты — супер, — прикрывает глаза. — А я вообще не умею ее варить, вечно то пригорает, то разваривается, — голос опускается до шепота. — Ее же быстро варить?

Вернешься?

— Быстро, — не удерживаюсь и провожу костяшками пальцев по ее щеке, убирая налипшую, мокрую от полотенца, яркую прядь.

Как бы не хотелось остаться здесь с ней, просто сидеть, просто говорить, даже если совсем ни о том, что планировал, встаю и иду на кухню. На то, чтобы поставить вариться крупу много времени не уходит, ставлю на медленный огонь и таймер себе на телефон.

— Не спишь? — тихо возвращаюсь в комнату.

— Местами, — уголок ее губ приподнимается, но глаза так и остаются прикрытыми.

Так даже легче. Да, так легче говорить.

— Миша, — первой начинает она. — Расскажешь мне всё?

Светло-зеленые глаза, кажущиеся в темноте почти черными, все-таки распахиваются. В глубине этого взгляда больше нет насмешливого флирта или болезненной усталости. Только железный настрой.

— Да.

— Я ездила домой, — ошарашивает меня Маруся, прежде чем я набираю воздуха в легких для покаянной речи.

— Зачем? — спрашиваю на выдохе.

— Хотела найти сестру, — она опускает взгляд на одеяло и принимается перебирать стеганую ткань пальцами.

— Вы сдали квартиру, — просто объясняю я. Иногда я забываю, как далеко уходит ее амнезия. И элементарные, казалось бы, вещи становятся для нее настоящим открытием.

— Да, я уже знаю, встретила Славика, — ее лицо кривится, словно говорит не о человеке, а о разновидности модной болезни.

— Соседа? — что за загадочный Славик, я должен его знать?

Маруся вскидывает на меня взгляд, а затем прищуривается.

— Я не рассказывала про Славика?

— Впервые слышу.

— Хм, — она задумчиво морщит брови и жует губу. — А о сестре?

— Конечно. Хотя лично мы не знакомы.

— Не знакомы? — она резко садится в кровати, придерживая компресс, одеяло сползает до неприличия, и я отворачиваюсь.

Мой скакнувший в висках пульс совершенно не к месту.

— А как же свадьба? Ее там не было? — будто не замечая почти оголившуюся грудь, выспрашивает она.

— Ты не много рассказывала о ваших взаимоотношениях, но как я понял, у вас был не слишком гладкий период, — упираю локти в колени и опускаю голову, чтобы не поддаваться соблазну запечатлеть желанную картинку. — Я не могу с уверенностью сказать, то ли она отказалась приезжать, то ли ты не стала ее звать. Как я и говорил, это была просто роспись, ничего грандиозного.

— Ты знаешь, где она сейчас?

— Где-то заграницей, — пожимаю плечами.

— По работе? — неуверенно спрашивает Маруся.

— Это слишком сложный вопрос.

Запускаю ладони в волосы и прочесываю затылок. Как же ей объяснить, насколько малой информацией я владею? Насколько она от меня была закрыта?

Что я знаю о ее сестре? Только то, что та была не в восторге от скорой свадьбы и племянника на горизонте. И что она на редкость ветренная девица себе на уме.

— Хорошо, — мокрое полотенце с шумом приземляется на прикроватную тумбу, силой ее руки. — Вот тебе вопрос попроще, — раздраженно говорит она. — У нас вообще семья?

Я резко разворачиваюсь корпусом и встречаю блестящий негодованием взгляд.

Она догадалась. Догадалась. Но как?

— Этот вопрос еще сложнее предыдущего, — из груди вырывается болезненный смешок.

— Что тут сложного: да или нет? — она подтягивает одеяло к груди и закрепляет его скрещенными руками.

Я снова берусь за чашку и делаю спасительный глоток теплого чая, чтобы оттянуть момент, который тянуть дальше некуда. Черт, стоило заварить покрепче.

— Как же меня бесит, что ты молчишь! — всплескивает руками Маруся.

— Хоть что-то не меняется, — говорю чашке с чаем. — У нас… не все гладко, — наконец, выдавливаю.

— Мы разводимся?

— Нет, — говорю твердо и спустя секунду добавляю болезненное, — пока нет.

— Но ты с нами не живешь, — уничтожает фактом. Значит, сложила картину.

— Нет.

— Почему? Что мы… что произошло?

— Ты уверена, что хочешь услышать полную версию? Что для тебя сейчас это не будет слишком? — нахожу в себе силы снова встретится с ней взглядом. И, черт, лучше на нее не смотреть такую: с разметавшимися по голым плечам волосами, с широко распахнутыми глазами и такой жаждой во взгляде. Жаждой правды.

— Как ты не понимаешь, что делаешь только хуже, скрывая от меня информацию.

Как я должна вспомнить хоть что-то, если нахожусь в информационном вакууме?

Сегодня я чуть с ума не сошла. Сначала, когда поняла, что ты меня обманываешь, а потом, когда не нашла сестру. Я в полной изоляции от мира, от единственного близкого человека, который мог бы мне хоть что-то объяснить. Есть только ты! — она тычет в меня пальцем, словно обвиняя. — Единственный, кто действительно может помочь. Пожалуйста.

Голос Маруси опускается до дрожащего шепота, а глаза начинают блестеть влагой. Это все для меня слишком. Видеть ее такой, зная, что ответственен за это — тяжкий груз. Похоже, я недооценил силу того, что теперь лежит на моих плечах.

— Хорошо. Что ж, — отставляю чашку и сцепляю руки в замок. — У нас все произошло очень быстро. Встретились, съехались, Марс…

— Это случайность? — шепчет она.

Одна из тех, что я принял за судьбу, да. Просто киваю, подтверждая ее догадки и продолжаю:

— Расписались, взяли квартиру. Мы правда старались. Ради Марселя — с удвоенной силой. Но в итоге стало очевидным, что его недостаточно, чтобы склеить то, что просто не подходит друг другу по форме. Ты поняла это первой, — добавляю с горечью.

— Какое клише, — выдыхает Маруся, снова откидываясь на подушку. Прикрывает глаза сгибом локтя и шумно выдыхает. — Жениться по залету! Никогда не думала, что со мной может такое случится.

— Не думай, что всё только из-за Марса. Были чувства. На самом деле, очень сильные.

— Недостаточно, раз всё закончилось так, — она открывает лицо и описывает рукой в воздухе дугу. — Давно мы разъехались?

— Примерно полгода назад.

— Почему же не развелись? — она переворачивается на бок и подпирает голову рукой, не выпуская меня из плена своих глаз.