Я молчала, ловя себя на том, что наслаждаюсь его искренним беспокойством.

От Лизы ни одного звонка. Ни од-но-го.

А от Вани сто двадцать шесть.

Раньше, когда я собирала свою личность по крупинкам, я вешала у себя над столом ободряющие слова, что мне говорили. Сейчас мне очень хотелось повесить стикер, где было бы просто написано: “126”.

– Молчишь? – трубка чуть не загорелась в моих руках от Ваниного возмущения.

Я даже посмотрела на мобильный, чтобы проверить, не вылезают ли из него длинные руки гуру любви.

– Знаешь, что действуешь совсем не как психолог, – вдруг озвучила я пришедшую мне в голову мысль.

– Я действую как мужчина, который чуть с ума не сошел за последние сутки. Знаешь, сколько я больниц обзвонил? Да я даже на одно опознание съездил!

Девушка, что просила моего совета совсем недавно, выпучила на меня глаза.

– Это с вами так ругаются? – прошептала она еле слышно.

А у меня вырвался смешок.

– Нет. Это мне признаются в любви, – одними губами ответила я.

И услышала, как Ваня в трубке запыхтел:

– Смеешься? Говори, где сидит сейчас твоя попа. Лучше бы подальше, потому что я хоть остыну, пока до тебя доеду. И? Что молчишь?

Я слушала. Даже пожалела, что не записала разговор на диктофон. Я бы крутила его по кругу, когда особенно тяжело. Думаю, мало кому удалось вывести из равновесия такого идеального гуру любви.

Я назвала адрес и сама первая повесила трубку.

Девушка смотрела на меня, будто у меня две головы. Представляю, о чем она сейчас думала!

– Так у вас самой проблемы в отношениях, – протянула девушка, отвела глаза в сторону и шепотом посетовала: – Еще других учите.

И фыркнула!

А меня смех разбирал.

Я могла бы промолчать, но в моей почти потерянной душе стало тепло, поэтому хотелось немного поделиться советом.

– Самое важное в отношениях – это не слова и букеты в нужную дату. Это поступки. Это его куртка на твоих плечах, когда холодно. Это большая часть зонта в проливной дождь, когда он весь промок. Это здоровая злость, когда ты сделала безрассудную глупость, а он перепугался.

– И что, ваш перепугался?

Я не стала говорить, что Ваня не мой. Не мой, но объяснить наши отношения с гуру любви еще сложнее.

– Перепугался, – согласилась я. Так было проще.

– А вы сделали беспросветную глупость? – не унималась девушка, силясь понять хитросплетения наших отношений, и будто прикидывала на себя.

Я задумалась, как назвать свой поступок. Это не глупость, нет.

– Скорее беспросветную необходимость, – нашла я нужное определение.

Я ни на секунду не раскаивалась в своем путешествии с Миленой. Я взяла на себя ответственность за девочку и не справилась с возложенными надеждами. Я должна была вернуть все на места.

Да что говорить, не только я Милене помогаю, но и она мне. Я с ней словно заново прохожу прошлое, но смотрю на все под другим углом. Я будто заново возрождаюсь.

И тут в дверь вошла мрачная Милена.

– Что случилось?

– Мы можем отсюда уехать?

«Я с перепугу дала Ване адрес клиники», – промелькнуло в голове.

– Что-то произошло? Садись. – Я посмотрела на сотрудницу клиники, которая так стремилась к консультации. – Я могу поговорить с Миленой наедине?

Девушка очень не хотела уходить. Очень. Но пришлось.

Кажется, я видела, как через дверь видно приложенное с другой стороны ухо.

– Это мне не подходит. Я не смогу, – категорично сложила руки на груди Милена, надувшись.

– Не расскажешь, почему так решила? – Я специально не делала вид, что вопрос серьезный. Спрашивала как бы между прочим, словно совсем не удивилась.

Милена нерешительно кивнула, но не спешила говорить. Пришлось штурмовать ее наводящими вопросами:

– Видела операцию? Было жутко?

Ну что еще ее могло напугать? Мужчины-клиенты?

– Я подумала, что вообще не могу работать из-за своего прошлого, – вдруг огорошила меня Милена, глядя вперед в пространство пустым взглядом.

Во мне проснулась тревога. Это очень нехороший знак.

– Что тебя натолкнуло на эти мысли? Мужчина оказывал знаки внимания?

Я посмотрела на входную дверь, готовая, если что, бежать и призывать к ответу обидчика.

– Нет. Ассистентка обсуждала с доктором свою семью, а я поняла, какая я несчастная. Я думала, что во взрослом мире будет по-другому, не как в школе. Что никто не будет мериться любовью. А у меня спросят про семью – и что я отвечу?

– “Все хорошо”. Или: “Я не обсуждаю личное на работе”, – предложила я.

– Нет. Я поняла, что родители испортили мне всю жизнь. Я писала в этих страницах свои проблемы и поняла, как я несчастна. Я не хочу ничего. Я просто не предназначена для общества. Может, мне просто остаться в центре помощи и мыть полы? Я видела, там есть комнатушка под лестницей для уборщицы. Как думаешь, меня возьмут?

– Можно еще окончательно упиться жалостью к себе и просить на бутылку водки у метро. А потом в компании таких же бездомных друзей заливать печали и сетовать на коварную судьбу. А что, удобно. Ни учиться не надо, ни стремиться куда-то.

Милена посмотрела на меня так, будто я ее оскорбила.

– Я думала, вы здесь, чтобы мне помочь.

Еще одна. Что ж за день-то сегодня такой?

– Именно это я и делаю, – спокойно сказала я, глядя, как девушка уже готова бежать.

Чую, если бы мы не были в другом городе, она тотчас ушла бы, оскорбленно хлопнув дверью.

– Вы только что предрекли мне будущее бомжихи и алкашки! Это нормально, вообще? – решила Милена ощетиниться.

А вот и первая серьезная ссора.

– Знаешь, когда люди впервые начинают копаться в своем прошлом, иногда скелеты из шкафа вываливаются на них в таком количестве, что они думают, что навсегда погребены под ними. Лежат и упиваются запахом гнилых костей прошлого, метаются на месте и кричат от хруста скелетов воспоминаний. А всего лишь надо посмотреть на эти старые рухляди, понять, что у них нет ни силы, ни возможности сковывать тебя, и отбросить их в сторону. Прибраться в своем шкафу.

Милена все еще смотрела на меня с видом оскорбленной лани. Да, до взрослых людей быстрее доходит, что они сами себя съедают. Хотя многие с упоением начинают винить во всем детские травмы, крутят в голове, швыряют людям из прошлого в лицо обвинения. Они начинают паразитировать на своем прошлом, с удовольствием рассказывая всем и каждому о том, к какому выводу они пришли. Эти люди вымывают свои скелеты, ставят их, словно экспонат в музее, и всех водят посмотреть. Но есть и другие. Они удивляются открытиям. Смотрят на эти вывалившиеся скелеты. Рассматривают их со всех сторон, удивляются соседству костей енота и бронтозавра. А потом выкидывают их, изредка посмеиваясь о том, зачем это все хранили.