вообще никто особо на этот счет не комплексует, от души же люди дарят, почему не взять? — Спасибо! Если у вас нет вопросов, отправляйтесь в приемную к Гале, и она все оформит.

— Спасибо, Борис Николаевич! — В очередной раз поблагодарили мы, пожали классику руку, и пошли подписывать бумаги.

— Сережка, а может я тоже сплю? — Шепнула мне на ухо мама.

Глава 13

— Полторы тысячи рублей! — Не переставала изумляться мама по пути к метро: — Это же считай моя годовая зарплата!

— А это ведь только начало — некоторые и по две тыщи за авторский лист получают!

— Иии! — Протянула мама: — Это ж какие деньжищи-то! — Заподозрив неладное, спросила: — А ты откуда знаешь?

— Не помню, — Привычно пожал плечами я.

— И когда же ты вспомнишь? — Грустно вздохнула мама.

Надоело! Прости, Наташ, сейчас будет немножко больно, но так будет лучше для нас всех.

— Мам… — Остановился и посмотрел в землю.

— Что? — Остановилась и она.

— Я — плохой, да? — Шмыгнул носом: — Ты все время говоришь «вспомни», «вспомнишь». А если нет? Сколько времени прошло — а толку нет! — Поднял на нее напуганный взгляд: — Ничего уже не вернется! И как мне теперь быть, если тебе нужен тот Сережа, а я — совсем другой! И даже если что-то вспомню — останусь таким, как сейчас! — Мамины увлажнившиеся глаза кольнули сердце: — Ты меня выгонишь?

Родительница схватила меня в охапку, и, обильно поливая слезами и поцелуями, долго и трогательно объясняла, какой я дурачок и как она мной гордится. Заткнись ты, совесть — шоковая терапия тоже терапия, если аккуратно, а не в масштабах страны.

— Такой большой, а мамку до слез довел! — Неодобрительно прокомментировал мимо проходивший мужичок интеллигентной наружности.

— А вы за собой следите, уважаемый! — Рявкнула на него мама, взяла меня за руку, и, гордо задрав подбородок и вытирая слезы, повела к метро: — Ну его все к черту, Сережка! Ты меня не слушай — это я так, по привычке! — Слабо улыбнулась: — Фамилию хочешь поменять? Поменяем! «Запорожец»? Будет тебе «Запорожец»! — Подумала и добавила: — Но к лету! На нем в Крым и поедем! Таню с Тоней возьмем!

— Спасибо!

— Да не «спасибай» ты, дурачок! — Взъерошила мне волосы родительница.

— Но лучше все-таки на самолете в Крым! — Оценив перспективу такой-то поездки в скромных условиях «Запорожца», подстраховался я.

В метро развлекал маму анекдотами, и она придумала идею:

— В «Юности» раздел юмористический есть, «Пылесос» — попробуй туда что-нибудь написать.

А я что, я могу — зря что ли столько лет «Аншлаг» и «Кривое Зеркало» смотрел?

— Это хитро, крупное публиковать сложнее, а мелкую жанровую форму-то поди попроще! Вон, к моменту когда в «Литературку» съездим, я еще пару стихов подготовлю — вдруг понравится? А потом раз — фельетончик, два — рассказик, а там уже и в «двушечку» переедем! — Подмигнул маме.

— Я вырастила маленького буржуя! — Прикрыла мама рот ладошкой в притворном испуге.

— У нас народ читающий, поэтому страна писателей любит и ценит. Пусть чуть больше ценит конкретно меня!

— А что дальше писать будешь? — Спросила мама.

От нефиг делать, в моменты, когда над анонимкой корпеть не получается, набиваю про «Мишу и тайную комнату», но это прямо не срочно — раз Полевой про сказку ничего не сказал, значит пока не актуально.

— Не знаю, про войну больше пока не хочу — тяжело, — Честно признался я маме: — Подумаю, время есть — я же быстро печатаю, могу по книжке в месяц спокойно выдавай.

— Типографии захлебнутся! — Рассмеялась мама.

— И мэтры обидятся, вон — кого-то уже «немножко подвинули». Немножко — это ладно, но если двигать станут регулярно…

— И в кого ты такой разумный! — С улыбкой перебила меня мама.

— В тебя! — Послушно ответил я.

— Таня к нам пошла? — Перевела она тему.

— К нам, — Кивнула я: — Я ей ключ после уроков дал.

— Хитрая! — Широко улыбнулась мама: — Приручает тебя, вот привыкнешь, а потом и сам не заметишь, как в ЗАГСе окажешься!

— А может это я себе идеальную жену выращиваю? — Хмыкнул я.

— Шестнадцать рублей в день девчонка зашибает! — Не без гордости заметила мама и вздохнула: — Не разбаловать бы.

Больше двух патчей за день Тане пока пошить не удается — очень уж старается, поэтому делает все медленно.

— Да фигня, чистая благотворительная акция от Фила, — Отмахнулся прекрасно все понимающий я: — Спорим у него уже пяток полноценных подпольных цехов по всему СССР патчи шьет?

— Думаешь?

— Уверен!

* * *

Дома меня ждал вкусный запах свежесваренного какао — Таня расстаралась. Сама она, одетая в синюю футболку и черную юбку до колен, с собранными в хвост волосами, нашлась за моим столом — учит уроки.

— Привет! — Улыбнулась она мне.

— Привет! Ты голодна?

— Не-а! — Покачала она головой и поднялась со стула: — Но с тобой посижу!

Переместились на кухню, я от души бухнул в миску горохового супа и поставил на плиту, рядом с еще теплой кастрюлькой какао.

— Ну что, когда тебя напечатают? — Спросила она, усевшись на табуретку и болтая ножками.

— Прямо в этом октябре, — Похвастался я.

— Ничего себе! — Обрадовалась она за меня: — А «Мишу»?

— А «Миша» пока, как я понял, Родине не нужен, — Вздохнул я.

— Ничего, когда станешь важным, его тоже обязательно напечатают! — Успокоила она меня.

— Сходим погулять пока светло? — Предложил я.

— Пошли, может найдем что-нибудь интересное! — Кивнула она.

Поужинали, Таня надела бежевую кофту — по вечерам уже прохладно — и мы пошли гулять.

— А ты знала, что завтра у нас в школе рыбный день? — Спросил я, когда мы вышли со двора и чинно пофланировали за ручку вдоль улицы.

— У всей страны рыбный день, — Пожала плечами девушка.

— А тебе нравится минтай?

Таня скривилась:

— Терпеть не могу! А ты?

— А я, получается, не пробовал, — Горько вздохнул я, внутренне содрогаясь от скорого столкновения с неизбежным.

— А ты как я делай — только гарнир ешь! — Дала она ценный совет.

— Так и буду! — Умилился я.

Причина того, что Таня так много времени проводит у нас, помимо очевидной, проста — близких подруг у нее нет. С девочками в классе и некоторыми с параллели общается нормально, но не на том уровне, чтобы ходить в гости. Еще поддерживает контакты с ребятами со двора, но к Вовке по понятным причинам идти смысла нет, а к Артему уже ходит Оля.

— Чего это там? — Вдруг остановилась она, мы прислушались, и услышали жалобный писк из кустарника.

А вот