Шрифт:
Закладка:
Автобус привез нас к построенному в стиле «советский ампир» колхозному клубу. Солнышко немного прогрело осенний воздух, поэтому мы дружно сняли кофты и повязали их на пояса. Слева от нас — клуб, справа — жилой деревянный дом, возглавляющий целую улицу таких же. Двери ДК распахнулись, и оттуда повалила приветственная делегация, среди которых я с изумлением узнал ушибленного лошадью Сониного отца из Кисловодска. Так вот где она живет! Мне почему-то такой регион как «Подмосковье» и в голову не пришел — думал гораздо дальше!
С мужиком мы не общались, но он все равно меня узнал — в столовке регулярно виделись же — весело подмигнул, и обратился ко всем сразу:
— Здравствуйте ребята! Спасибо, что прибыли нам помочь!
Типа нас спрашивали! Впрочем, трудовое воспитание — это хорошо и правильно.
— Меня зовут Никанор Ильич, я — местный председатель. Сейчас мы с вами отправимся на поле, — Продолжил он брифинг: — Картошку будет выкапывать трактор, а основную ее часть собирать студенты. Ваша задача — идти за студентами и собирать то, что они пропустили.
— И давать поджопника! — Гоготнул второгодник-Максим.
Никанор Ильич не растерялся:
— Можешь попробовать, но лучше не стоит — сегодня вы помогаете первокурсникам Института Спортивных Единоборств.
С веселым гоготом погрузились в кузов подъехавшего ЗИЛа, расселись на скамейках, и по колдобинам отправились к колхозным полям. Страда — в самом разгаре, повсюду суетятся люди и ревет сельхозтехника. А вот во времена хруста французской булки работать бы пришлось под счастливое пение румяных, полностью довольных жизнью селянок.
Остановившись у сохранившего остатки ботвы — скосили для удобства — участка поля, ловко спрыгнули на землю, председатель ткнул рукой в деревянные колышки:
— Ваше — от сюда, до сюда!
Убедившись, что мы поняли, он свалил, сменившись здоровенным кучерявым детиной:
— Привет, пионеры!
— Здравствуйте! — Отозвались мы.
— Я — староста нашей группы, Женей зовут, — Представился он: — Будем вместе весь сентябрь работать!
Другие студенты выдали нам ведра, про перчатки никто даже и не заикнулся, подкатил оснащенный копалкой трактор, и мы принялись за одно из самых унылых дел в мире. Самое приятное — это схватить ловко притворяющуюся свежей прошлогоднюю картофелину, и тогда она смачно лопается в руке, щедро поливая конечность удачливого копателя зловонной жижей. Наши девочки — в полном восторге!
Школьников на поле хватало и помимо нас, но, увы, они от нас почти в сотне метров, и поискать среди них лапочку-Сонечку не выйдет. Может и к лучшему — неловко получится. А когда немного подрасту и стану важный, приеду такой сюда на встречу с передовиками сельского хозяйства — вот она удивится!
Поработав пару часиков, прямо на поле пообедали запечённой студентами картохой с предоставленными колхозниками основными блюдами — наваристые щи и макароны с мясом. После обеда вернулись к работе, и благополучно залечивший печень второгодник начал меня провоцировать.
— Эй, Контора, лови! — Услышал я за спиной, обернулся, и тут мне в руку совершенно случайно приземлилась картофелина.
Максим померк — не получилось! Смертник, чтоли? Органы лишние? Ладно, для очистки совести немного потерплю, а потом, если не перестанет, повторю воспитательные процедуры. Голову, кстати, моет исправно — видимо понравилось не быть чуханом.
Поработали еще пару часиков, слегка умылись из подогнанной колхозниками цистерны, и, под завистливыми взглядами студентов — им-то здесь жить придется! — убыли восвояси, по пути обмениваясь впечатлениями. Вывод: не так уж все и плохо!
* * *
Воскресным вечером случилось хорошее — это помимо пары успешно перекатанных из головы глав «Бима» и первой успешно законченной юбки, прекрасно смотрящейся на манекенщице в виде мамы. Зазвонил телефон — снова по нашу душу, и снова не просто так: звонил главред «Литературной газеты», Александр Борисович Чаковский.
— Завтра? В девять? Конечно сможем! — Заверила его мама, и ботаническая часть меня из-за прогула очень расстроилась.
— Ты стихи-то написал? — Взволнованно спросила она меня после разговора.
— Написал! — Кивнул я, и показал ей заранее напечатанные листочки: — Я их в новую книгу еще вставлю.
— Хитрый! — Улыбнулась мама: — Сразу и поэтом хочешь быть, и прозаиком!
— Я от скуки — на все руки!
Директорша и классуха, которым мама позвонила предупредить, палок в колеса вставлять не стали, охотно согласившись меня отпустить. Выдали несколько «отгульных» часов и маме на фабрике.
— Давай так — сразу после переезда ты уволишься, и будешь моей личной секретаршей! — Предложил я родительнице.
— А потом меня посадят на пятнадцать суток за тунеядство! — Фыркнула она.
— Тунеядство — это когда живут на нетрудовые доходы, — Пояснил я юридически малограмотной маме: — А на легальные сыновьи — можно!
— Пока ты несовершеннолетний — вообще не важно сколько ты зарабатываешь, я обязана работать и тебя содержать, иначе тебя у матери-тунеядки отберут и отправят в детдом! — Показала она язык юридически малограмотному мне.
— Тогда у нас небольшая проблема.
Мама подняла бровь — давай, мол, излагай.
— Ну смотри — меня в Союз писателей рано или поздно примут. Так?
— Так, раз за тебя сам Полевой взялся! — Не стала спорить мама.
— А писателей из Союза регулярно шлют на встречи с читателями! Вот ты меня одного в условный Новосибирск отпустишь?
— Да ни за что! — Сразу же отвергла она такую возможность: — Буду отпуск за свой счет брать!
— Дело твое, конечно, но на работе-то такое не оценят: вроде есть швея, а вроде и нет — две трети времени с сыном по стране катается, а мы на ее место никого взять не можем — числится же! И уволить никак — конституция гарантирует право на труд.
— Да ну тебя, Сережка! — Расстроилась мама: — Переведусь туда, где можно брать отпуск почаще. Но на шее у тебя сидеть не стану! — Безапелляционно поставила точку в обсуждении.
К редакции «Литературки» прибыли в половину девятого — мама решила перестраховаться — поэтому пришлось немного посидеть в коридоре. В без пяти девять к нам присоединилась невысокая женщина в строгом импортном платье и короткой стрижкой. И я ее знаю!
— Здравствуйте, Александра Николаевна! — Поприветствовал я лауреатку премии Ленинского комсомола и многих пока неполученных наград, всенародно любимую композитора Пахмутову.
Мама недоуменно покосилась на меня — похоже, она Александру Николаевну в лицо не знает — и тоже поздоровалась.
— Здравствуйте! — Отвесила Пахмутова нам в ответ и спросила: — А вы, должно быть, Ткачёвы?
— Мы! — Подтвердила мама.
— Мама, это — замечательный композитор Александра Николаевна Пахмутова, — Представил я.
— Наташа! Наталья Николаевна! — Наконец-то