— Эй, наемник, ты уже спишь? — услышал я голос трактирщика.

— Сплю, — отозвался я.

— Проснись ненадолечко, откройся, у меня для тебя кое-что есть.

Прихватив кинжал, осторожно сдвинул задвижку и приоткрыл дверь.

— Я слышал, как ты говорил, что наемник и поедешь серебро охранять. Вот, держи, пригодится, — свистящим шепотом сообщил трактирщик, проникая внутрь и протягивая сверток. — Тута метательные ножи.

Я развернул сверток, потрогал. Действительно, метательные ножи, но отчего-то легкие.

— Они серебряные, отцовские, — пояснил трактирщик. — Таким ножом хоть оборотня, а хоть и другую нечисть завалишь.

— Твой отец — охотник на оборотней? — удивился я.

— Да какой он охотник, — отмахнулся трактирщик. — Папаша мой, хотя я его люблю и безмерно уважаю, мошенником первостатейным был. Он умудрился нашим господам земли в Севре продать, да еще с обещанием, — дескать, кто купит дороже, тому титул эрла положен. Знаешь, сколько желающих было? Потом, конечно, все наружу вышло, графы да бароны шибко серчали, папашу повесить хотели, но герцог Силинг — не нынешний, а предыдущий, не разрешил. Говорят, как узнал, долго смеялся и сказал, что дураков полезно учить, но моего батюшку на десять лет в рудники отправил.

— Ого! — присвистнул я. Десять лет каторжных работ редко кто получал, а кто получал, то редко доживал до выхода на свободу, пусть даже с учетом того, что гномы бережно относятся к работникам.

— Так он недолго руду ковырял, — хихикнул трактирщик. — Папашка, он же грамоту хорошо знал, считать умел, не чета многим жуликам, а тангарам учетчики нужны, чтобы породу взвешивать, его в конторские и определили. А папашка, он как был жуликом, жуликом и остался. И серебро, которое через его руки проходило, к пальчикам понемножечку приставало. Тут взять, там отщипнуть, никто не заметит. И передвижение у него свободное стало, и жить в селении разрешили, а еще папашка с кузнецом подружился — тоже из каторжных, и, потихонечку, из породы серебро плавил. Конечно, не такой чистоты, что у хозяев, но тоже ничего. А тангары, они такие смешные — следят, чтобы серебряную руду не крали, а на то, что с прииска инструменты да оружие выносят, внимание не обращали. Они же уверены, что людишки не додумаются сами серебро чистить. Вот, папашка много чего повытаскивал — молотки всякие, вилки, а про ножи и не говорю. Если не шибко наглеть, а потихонечку, аккуратно таскать, то можно себе на жизнь заработать. А как на волю вышел, тут и осел, потому как в Силингию-то ему возвращаться нельзя, желающие убить даже сюда приезжали, да гномы не пускали. А тут он трактир открыл, да нас с мамкой вызвал.

— Не жалко с серебром расставаться?

— Да как тебе сказать… — завздыхал трактирщик. — Вроде и жалко, если продать, талеров десять выручить можно, но у меня еще половина того серебра осталась, что папашка вынес, да и трактир неплохие деньги приносит, а коли тебе мои ножички пригодятся, чтобы дырки в упырях сделать, так совсем хорошо.

— Скажи-ка, а у тебя среди возчиков друзей нет? — поинтересовался я.

— Как это нет? Почитай, все возчики у меня столовались, а все клиенты — друзья, коли денежки платят. У них убытки, так и у меня тоже, а они стоимость ножичков раз в десять перекроют. Так что, если тебе мои ножички помогут, то я все свои убытки отобью.

Глава тринадцатая

Первый день пути ​

За ночь меня никто не спалил, не попытался убить, и на рассвете я завтракал холодным мясом, горячей лепешкой и чашкой кавы.

— Вот, туточка, сыр сухой и орехи, — сообщил трактирщик, вручая мне узелок.

И хотя в моем заплечном мешке имелась провизия, отказываться не стал. И припас стоящий — места много не занимает, сытный, да еще от чистого сердца. Пристроив подарок к собственному свертку с салом и сухарями, крепко пожал трактирщику руку.

— От селения долго никаких трактиров не будет, — предупредил меня хозяин, хотя я об этом уже знал. Деревушек в этих краях мало, путников тоже, постоялые дворы устраивать не для кого, да и некому. В Силингии вообще с харчевнями плохо.

— Как хоть тебя звать-то? — поинтересовался хозяин, когда я уже собирался покинуть гостеприимный двор. Зачем ему это?

— Артаксом звать, — ответил я.

— Подожди, — ухватил меня трактирщик за рукав. — Скажи-ка, а откуда я твое имя знаю?

Хороший вопрос, как бы еще на него ответить? Нет, не знаю, отчего ему мое имя знакомо. Поэтому, вместо ответа мягко высвободился, похлопал мужика по плечу и пошел, а вслед услышал:

— Ну ешкин же оползень! Вспомнил, откуда я твое имя знаю! Ведь не поверит никто, что Артакс в старом амбаре ночевал. Плевать, главное, что сам знаю. А я теперь и амбар сносить не стану, пущай стоит, пока не сгниет.

Ишь ты, даже досюда докатилась известность. Слава, конечно, штука приятная, но иногда утомляет. Зато такого ругательства ни разу не слышал, надо запомнить, а если все закончится благополучно (тьфу-тьфу), закажу грамотку с указанием, что граф такой-то столовался в трактире и ночевал в старом сарае. Еще лучше сделать памятную мраморную плиту и высечь оное золотыми буквами. Да, а кому слать-то, если я имя трактирщика не узнал?

Вроде, явился рано, даже солнце толком не вылезло, но на «пограничной» дороге между Винне-Ноу и безымянным селением шла суета. Гномы-охранники, в доспехах и при оружии, рассредоточившись, внимательно следили за обстановкой, а гномы-грузчики деловито перегружали тугие кожаные мешки из невысоких повозок, запряженных мелкими лошадками, в обычные телеги. Ни лошадей, ни возчиков пока не видно. Может, упыри передумали и теперь гномам придется-таки везти драгоценный груз самим или сюда подойдут возчики — простые работяги? Впрочем, это я так, помечтал немного.

При моем появлении охранники забеспокоились, их руки потянулись к оружию, но тангар, бывший на полголовы выше остальных, в причудливом шлеме с крылышками и медной кольчуге, с секирой за спиной, бросил несколько слов на своем языке и все успокоились. Решив, что это и есть старший охраны, подошел, чтобы представиться, доложить, что в соответствие с указанием Его высочества (герцог проверять все равно не станет), поступаю в его полное распоряжение, но малорослик с крылышками оттопырил нижнюю губу и демонстративно отвернулся. Что ж, спасибо вам, господа тангары, что позволяете узнать, в чем же ваши проблемы, не прогоняете. Но все-таки, еще раз повторюсь — высокомерие в родстве с глупостью. И почему меня не предупредили о подобных метаморфозах гномов? Или никто об этом не знает? Но я человек скромный, навязывать собственное общество не собираюсь, а