Её слова резали по ушам, вызывая глухую злость. Эти люди… она считает их инструментами, вещами? Но я пока сохранял спокойствие. У меня ещё не было достаточно информации, чтобы действовать.

— Так что, Артём, — продолжила Лиза, останавливаясь и поворачиваясь ко мне, — твоя задача проста. Держись нашей стороны. Мы обеспечим тебя всем необходимым. И, может быть, даже подарим немного свободы.

Она улыбнулась, но улыбка эта была ледяной, без намёка на искренность.

Я кивнул, делая вид, что всё понял и согласен. Но внутри я знал, что этого лагеря — с его клетками, рабами и этой чёртовой иерархией — не должно существовать. Мне нужно было время. Время, чтобы выждать момент и перевернуть тут все вверх дном. И я знал, что этот момент скоро наступит.

Лиза смотрела на меня с таким выражением, будто всё происходящее вокруг было частью её грандиозного спектакля, где она играла главную роль. Её глаза горели — холодным, леденящим пламенем фанатизма, которое невозможно потушить. Это не просто женщина, потерявшая путь в новом мире. Это была актриса, режиссёр и зритель в одном лице, поставившая свою пьесу ради единственной цели — убедить всех, включая себя, что она всё контролирует.

— Ты, наверное, думаешь, что это всё жестоко, Артём, — начала она, меряя шагами площадь лагеря. Её голос был одновременно мягким и отрезающим, как острый клинок. — Думаешь, я чудовище, правда? Но посмотри вокруг. Разве этот мир не жесток? Разве не он диктует нам, как жить, как выживать?

Она сделала широкий жест рукой, указывая на клетки с людьми. Заключённые молча смотрели на неё, некоторые с ненавистью, некоторые со страхом, а кто-то — просто пустыми, выжженными глазами. Но Лиза не замечала их взглядов. Для неё они были статистами, декорацией её великого замысла.

— Этот мир стал таким, каким его сделала Система, — продолжила она, начиная ходить кругами. — Она установила свои правила, свои законы. Слабые умирают. Сильные правят. Разве не это она нам показывает каждый день? И разве не мы обязаны подчиниться этим законам? Или, — она резко обернулась ко мне, её глаза сузились, — ты считаешь, что можешь бороться с ней? Ты думаешь, что у тебя есть шанс победить её?

Я молчал. Отвечать на её вопросы не имело смысла. Всё это было не о диалоге. Это было шоу.

— Нет, — продолжила она, не дожидаясь ответа. — Ты не можешь. Никто из нас не может. Мы можем только приспособиться. Использовать то, что даёт Система, чтобы стать сильнее. Установить свои законы. И я установлю их.

Она остановилась, её взгляд стал жёстким, словно бритва.

— Я не собираюсь просто выживать, Артём. Я собираюсь стать вершителем судеб. Здесь, в этом мире, я буду богом для них всех. И ты, как никто другой, должен это понять.

Её голос набирал силу, он стал громче, резче, как будто она произносила речь перед армией. Её жесты были уверенными, словно у человека, который знает, что за ним стоят миллионы. Но здесь, в этом лагере, её поддерживали лишь несколько десятков подчинённых и клетки с пленными. Это был фарс. Но ей этого хватало.

— Этот лагерь — это только начало, — сказала она, широко разведя руки. — Мы подчиним ближайшие поселения. Мы соберём лучших, самых сильных. Тех, кто сможет бороться за меня. А остальных… остальных мы используем. Такова природа выживания. Ресурсы должны работать. Ты же это понимаешь? Ты же видишь, что это единственный путь.

Я видел. Видел её. Её уверенность, её фанатизм. И видел, как этот фанатизм затмил всё остальное. Она больше не думала, что делает что-то плохое. Она верила, что строит новый мир, где каждый на своём месте. Где её место — на вершине.

— Но для этого, — добавила она, её голос стал тише, словно она собиралась поведать мне что-то сокровенное, — мне нужны такие, как ты. Сильные. Решительные. Те, кто не боятся испачкать руки. Те, кто понимают, что ради нового мира нужно жертвовать старым.

Её слова тянулись, как паутина, опутывая меня. Я понимал, куда она клонит, но ничего не говорил. Лиза сделала знак рукой, и из одного из контейнеров вывели женщину. Она была измождённой, её лицо покрывали синяки, одежда разорвана, а взгляд… В нём не было ничего. Ни страха, ни надежды. Только пустота.

— Эта, — произнесла Лиза, указывая на женщину, — украла у нас хлеб. Она бесполезна. Никто из моих людей не хочет её. Она лишь ест и занимает место. Ты же понимаешь, что с ней нужно сделать⁈

Она шагнула ближе ко мне, её голос стал почти шёпотом:

— Возьми свой топор. Казни её. Покажи, что ты теперь с нами. Что ты принял наши правила.

Я стоял, сжимая топор в руке. Тишина вокруг была оглушающей. Даже пленники в клетках, казалось, замерли, ожидая, что я сделаю. Внутри меня боролись ярость и хладнокровие. Лиза продолжала смотреть на меня, её глаза горели ожиданием.

— Ты ведь не трус, Артём? — спросила она, её голос звучал так, будто она поддразнивает меня. — Докажи, что ты один из нас. Или… станешь следующим.

Её слова эхом отдавались в моей голове. Я понимал, что всё решится в этот момент. Её фанатичная вера в собственную правоту требовала жертв. И она хотела, чтобы я стал таким же. Чтобы я шагнул в её мир, в её законы.

Я поднял взгляд на Лизу, а потом на женщину, стоящую передо мной. Её глаза встретились с моими, и я увидел в них что-то, чего не ожидал. Она верила, что я не сделаю этого.

Лиза шагнула ближе, её голос стал шёпотом:

— Выбор за тобой, — повторила Лиза, её голос капал мёдом, но этот мёд был с ядом.

Моё сердце стучало так громко, что, казалось, его можно услышать в мёртвой тишине лагеря. Рука сжимала топор так сильно, что костяшки побелели. Я знал, что все вокруг смотрят на меня: её люди, запертые в клетках пленники, даже те, кто прятался в тени лагеря. Этот момент был решающим.

— И что ты думаешь? — наконец произнёс я, смотря прямо в глаза Лизы. — Что я приму твои правила? Стану таким же, как ты?

Её улыбка дрогнула, но не пропала. Она сделала шаг ко мне, её лицо