— Давай, не робей, я пошел.

— Куда пошел? — тут же встрепенулся Алекс, развернулся и резко вцепился в рукав Дитриха.

— Алекс, ты... — Мне кажется, у Дитриха даже глаз задергался от такого поведения Алекса. — Отпусти.

— Не пущу, — возмутился Алекс и схватил рукав камзола второй рукой. Еще и магию какую-то добавил — рукав Дитриха засветился синим.

— Не отпускай, — согласился Дитрих. — Держи крепче.

— Э? Э?! Э-э-э!

У меня была такая же реакция, как и у Алекса, когда Дитрих вытащил свой меч и рубанул по рукаву так, что его кусок остался в руках Алекса, после чего развернулся, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

Алекс так и продолжал с полминуты растерянно смотреть на закрывшуюся дверь. Потом на отрезанный рукав.

— У дяди... хорошие навыки владения мечом, да? — неловко сказал мальчишка.

— Думаю, да, — подтвердила я.

По крайней мере, я так и не поняла, как он так вывернул меч, прицелился и отрезал ровно столько, сколько нужно, не задев ни Алекса, ни собственное запястье. Еще и отрез остался ровным.

— Вы... правда не злитесь? — Алекс повернулся и взглянул на меня снизу вверх так быстро, что если бы я не смотрела на него пристально, то пропустила бы этот момент.

Я вздохнула, подошла к нему, присела немного и крепко обняла мальчишку:

— Я рада, что ты цел и невредим.

— И вы меня не ненавидите? Дядя не соврал? Он не стал бы не врать, но вдруг он и сам не знал.

— Я могу тебя любить, но ненавидеть? Ни за что, — ответила я, крепче обнимая совершенно не сопротивляющегося Алекса.

Еще и по голове погладила. Глупый ребенок, как я могу его ненавидеть? И, главное, за что? Этих мыслей он явно не от дяди понахватался, кто посмел намекнуть на такое? Узнаю...

Алекс подозрительно зашмыгал. Неловко обхватил меня руками и прошептал:

— Точно?

— Точно. Ты мне очень дорог, я испугалась за тебя, возможно, немного злилась, но никогда не думала, что смогу ненавидеть тебя. Даже такой мысли не возникало. Ты там что, плачешь? — спросила я.

— И что? Вы же не Соломон, чья шерсть прекращает блестеть от моих слез и сопель, — обиженно буркнул Алекс, положив голову на мою плечо.

Наглая мелочь. Глупая мелочь. И даже уши не надерешь...

— Только не сморкайся в меня, хорошо? — сказала я со смешком, обнимая ребенка и поглаживая его по голове.

— Я постараюсь...

Глава 9. Часть 6

Алекс старался: мое плечо было залито слезами, а вот высморкался Алекс в красивую салфетку, подставленную под декоративную вазу. На мои приподнятые брови и молча продемонстрированное удивление ответил кратко:

— Дядя говорит, что эти пылесборники все равно никому не нужны.

Я присела обратно на кровать, наблюдая за Алексом, который отправил использованную салфетку в мусорку. А после глянул на меня как-то странно. Не решался что-то сказать? Или что? Я ободряюще улыбнулась, и Алекс тут же подскочил, плюхнулся на мою кровать, сбросив обувь, а после и вовсе забрался с ногами.

— Я тут надолго? — полувопросительно сказал он.

— Как пожелаешь, — кивнула я. — Но пить, есть, спать разве не хочешь?

Алекс мотнул головой:

— После прохождения наказания нас всегда заставляют плотно поесть, выпить лекарства и еще поспать. Так что я наелся и выспался на целый год вперед!

— Ты... не первый раз проходишь наказание? — осторожно спросила я.

— Нет, конечно, — сказал Алекс. — С возрастом я умнею и не делаю глупостей. То есть, почти не делаю. А в детстве, ну, я чуть больше глупостей делал. Папа намного строже дяди, так что башню наказаний я посещал частенько.

Пока он такой покладистый... я протянула руку и потрепала светлые волосы. Вопреки ожиданиям, он не отбросил мою руку, всего-то насупился и глянул очень недовольно.

— Значит, ты привык и в этот раз не было ничего особенного?

— Я привык. Но это было не как обычно. Особенно. Особенно больно. Я раньше допускал разные ошибки, но еще никогда череда случайностей не приводила к тому, что из-за моего поступка кто-то умирал. Это... очень больно.

— Хочешь рассказать мне об этом? — тихо спросила я Алекса.

Тот сидел неподвижно, рассматривая свои ладони, которыми вцепился в штаны.

— Не знаю. Не понимаю.

— Знаешь. Если есть какие-то вещи, которые слишком тяжелы для тебя, то стоит разделить эту тяжесть с другими. Расскажи — и обязательно станет легче.

— Я уже рассказал дяде, должно было снова стать легко на душе, но почему-то до конца не стало, — как-то совсем по-взрослому ответил Алекс.

— Не сработало один раз, сработает во второй, — подмигнула я мальчишке.

— Думаете?

— Не попробуешь — не узнаешь.

— Вы там... умерли. Трижды. Из-за меня, — совсем тихо сказал Алекс.

— В иллюзии. Но сейчас я здесь перед тобой. И очень даже жива, — ответила и самым коварным образом схватила Алекса и зажала в объятиях. — Мертвые же так не могут обнимать, а?

— Не могут, — сказал Алекс. — Совершенно точно не могут.

И рассмеялся.

Алекс рассказал мне не так много, но и этого хватило — после рассказа лицо мальчишки стало другим. Нет, все еще был след печали, но это был уже не шрам, не нарывающая рана, а царапина, которая ноет, но рано или поздно заживет, не оставив и следа.

Зато, кажется, я стала намного лучше понимать этого мальчишку. Слишком взрослого для своих лет. Все же