— С чего ты взял?

— Так… сама сказала.

Новость.

Мальчишка за бочкой привстал, выглядывая.

— Так и сказала?

— Ну… не так, как ты… но она ослабелая. А если будет питаться, то станет сильной.

Вот только управится ли Савка с сильной?

— И чем она питается?

— Тенями другими. Или жизненной силой. Можно… выпустить. Ночью.

— К кому?

— К Фонарику? — предложил Савка.

— И она его сожрёт?

— Ну… может, не до конца.

— Но ты не уверен? Что стал. Приседать пошёл. И на выпады. Давай, давай… не знаю, как тебя раньше кормили…

Хорошо кормили, если за время в приюте проведённое Савка вусмерть не отощал.

— … жир сводить надо. Так вот, смотри… допустим, Тень его сожрёт. И что дальше?

— Ну… меня забоятся?

— Забоятся. Кто?

— Все!

— Хорошо бы. Только видишь ли… тут два варианта. Или никто не поймёт, отчего он умер, и тогда какой смысл тебя бояться. Или поймут. Но тогда уже позовут Евдокию Путятичну. А она опять Синодника. И тот, поверь, уже не будет таким ласковым.

— Почему? — Савка пыхтел, но приседал. И с какой-то непонятною злостью.

— Потому что раньше ты был мальчиком-героем. Тем, кто вступил в схватку с опасной тварью и одолел её. А теперь станешь убийцей, который натравил тварь на другого мальчика. Чуешь разницу?

— Убивать нельзя?

Вот… смех. Чтоб Гром рассказывал, что убивать нельзя?

— Можно, — всё же лицемерить, когда тебя видят изнутри, не получится. — Только… надо знать, кого ты убиваешь. И за что.

— А ты за что убивал?

— За что только я не убивал…

Первым был бомж.

Как раз я из армии вернулся, что называется, в никуда. Страна-таки развалилась. И на развалинах мелкой порослью поползло… всякое-разное. Хрен его поймёшь, как тут жить.

Сунулся было к папеньке. Просто от растерянности.

И к братцу, который в армию не пошёл по состоянию здоровья. К сестрице… ну да уже говорил. Не ко двору. Первую ночь провёл на вокзале. Там же и встретил хорошего парня, который предложил у него перекантоваться.

Потом… потом слабо помню.

Пьяный угар.

Веселье.

Те небольшие деньги, которые у меня были, уходят. А потом уходит и матушкина развалюха, тоже за пузырь или два новым веселым друзьям. В себя я пришёл уже в какой-то подворотне. Босой. Грязный. С гудящей головой. Ни документов, ни… сунулся было к тому приятелю выяснять, в чём причина, да только отгреб и так, что в той же подворотне отлёживался.

Так я стал бомжом.

Не скажу, что итог очень уж удивительный, скорее наоборот, закономерный. Удивительно то, что я не сдох там, на помойке. Как-то приспособился, что ли. Шмотья раздобыл. Научился находить еду. Не только еду. Пил я… да всё, что градус имело и добыть получалось, и пил.

Потом…

Смутно помню. То ли разум мой защищал меня от лишних знаний, то ли в пьяном постоянном угаре ничего в мозгах не откладывалось. В реальность я вернулся, лежащим на земле, а сверху, придавливая меня всею тушей своей, втаптывая в эту землю, навалился бомж. И заскорузлые пальцы его стискивали моё горло.

Вот это я помню.

И вонь, от него исходившую.

И рот раззявленный с пеньками гнилых зубов. Гноящиеся глаза. И хриплый хохот.

Не помню лишь причины, из-за которой мы сцепились. Но понял, что сдохну. Вот тут. На помойке. И так обидно от того стало, что я поднял ослабевшую руку с зажатым в ней осколком кирпича и впечатал его, сколько было силы, в башку. А потом ещё раз и ещё.

Я бил его.

И не мог остановиться, вымещая всё, что в душе накипело. Бил и смеялся. И на психа, верно, походил… дальше? Дальше мне повезло. Хрен его знает, как на этой свалке оказался дядька Матвей. И чем я, заросший, лишайный, как псина, стаи которых бродили окрест, глянулся.

Только помню, как стоял, чуть покачиваясь, а он появился.

Чистенький такой.

В спортивном костюме блестящем, с пантерой на груди и надписью Рuma. Косматые брови. Взгляд острый. И золотой зуб во рту поблескивает.

— Звать тебя как, боец? — спросил дядька Матвей.

— Савка… Громов…

— Громом будешь. Пошли, что ли.

И я пошёл. Не спрашивая, куда и зачем. Просто пошёл, потому что хуже, как мне казалось, быть не могло. А он привёл меня в качалку, в закуток, и сказал:

— Тут пока поживёшь. А там видно будет.

Глава 11

Глава 11

На сей раз в палате темно. Знакомо попискивают приборы на своём, на медицинском. Дремлет медсестра. И почему-то злит, что эта — из здешних. Она-то ничего плохого мне не сделала. Тут в целом нормальный персонал. Дрессированный.

Но вот злит.

Или не она, а то, что вернулся? С Савкой мне интересней.

Перебраться бы туда полностью. Душою там, или разумом, а тут бы тело пусть и помирало. Глядишь бы, скорее и померло бы.

И желание становится острым.

Но… давлю.

Для меня, конечно, вариант хороший. А вот Савке каково жить будет с голосом в голове? Это ж натуральное раздвоение личности. И вдруг да две души в одном теле не уживутся?

Тогда что?

Я вытесню Савку?

Даже если уживутся, я ж себя знаю. Раз сдвинул, другой. А там и вовсе уберу. Нет, неправильно это. И дядька Матвей из головы не идёт.

Тренер.

Когда-то даже весьма именитый. И ученики у него имелись с медалями, вроде и олимпийскими