Шрифт:
Закладка:
Я рассказываю об этом только для констатации, но вовсе не для критики. Пропаганда должна применяться в соответствии со свойствами и менталитетом каждого народа. То, чего не понимаем мы, жители северной страны, может подходить другому народу. Привычки и поведение других не стоит оценивать с позиций наших условий и наших взглядов. Похоже, что использование высокопарных слов всегда было свойственно русским, независимо от того, кем они были, подданными царя или большевиками. Культ личности имеет в Советском Союзе, как и вообще в странах с диктаторскими режимами, совершенно иное значение, чем у нас, народов, выросших в условиях либеральных принципов гражданских свобод, где стараются придерживаться умеренности и соразмерности. Ход событий показал, что в Советском Союзе использование присущей им мощной пропаганды позволило добиться значительных результатов. Руководители Советского Союза, старые и опытные вожаки масс, знают свой народ и то, с помощью каких средств им можно управлять. Сталин умеет оценивать значение культа личности в руководстве народами Советского Союза. Он понимает и юмор. На съезде Коммунистической партии в 1934 году он критиковал тех, кто говорит, но не работает. Когда таких людей снимают с должностей, они в удивлении разводят руками и восклицают: «Разве мы не делали всего того, что требовалось? […] Разве мы не провозглашали лозунги партии и правительства, разве мы не выбирали весь состав Политбюро в почётный президиум и не направляли приветствия товарищу Сталину – чего же ещё от нас хотят?» Так сказал Сталин под смех присутствующих.
Говоря о советском парламенте, Верховном Совете, необходимо помнить, что этот орган делает только первые шаги. Поэтому к нему нельзя предъявлять те требования, которым, соответственно западному опыту, можно удовлетворить лишь в результате длительного парламентского развития и сложившихся при этом традиций. Если нормальное развитие продолжится, то появятся основа и возможность для формирования органов, отвечающих потребностям народа России и государства.
Повторюсь, я рассказываю это не для того, чтобы критиковать. Но почему я упомянул это? Потому что я слушал разговоры в Верховном Совете и знакомился с его деятельностью, и меня не оставляла мысль: этот парламент, его формы работы и царящая в нём атмосфера не подходят нам. Он чужд нашим традициям, нашему мировоззрению, нашим принципам и идеалам.
Выше уже говорилось о том, что на заседании Верховного Совета белорусы и поляки говорили на своих языках; так же накануне поступали и представители Западной Украины, когда их принимали в состав Советского Союза – это был внешний признак равенства национальностей. Тогда использование новыми гражданами своих языков произвело хорошее впечатление. С законодательной точки зрения, различные национальности Советского Союза имеют свои языковые права. О заседаниях Верховного Совета в газете «Известия» публиковались короткие информационные сообщения на языках всех республик, входивших в Союз, то есть после присоединения новых территорий они были опубликованы на шестнадцати языках, включая и финский, из-за Восточной Карелии2. Но на обычных заседаниях свои языки использовались редко. Так, на заседании Верховного Совета в августе 1938 года только трое из 113 ораторов, а на февральском заседании 1941 года лишь один из 68 выступивших говорили не на русском языке. Из практических соображений на заседаниях Верховного Совета, где были представители многих десятков маленьких национальностей, использование различных языков привело бы к непреодолимым трудностям. В союзных республиках ситуация была иной. В соответствии с большевистскими принципами, в вопросах национальной политики допускалось свободомыслие, но, как легко предположить, русский язык, главный язык государства, укрепляет свои позиции за счёт местных языков.
Вечером 3 ноября состоялось заседание в Кремле. На этот раз присутствовали Молотов и Потёмкин. Молотов сообщил, что Сталин не сможет принять участия. От нас были Таннер и я, а также министр Хаккарайнен в качестве переводчика.
Я зачитал наш ответ на предложение русских и передал его Молотову вместе с картами. Из короткого выступления Молотова стало ясно, что наш ответ их не удовлетворил. Его особо интересовало, входит ли форт Ино в предлагаемую нами территорию на Карельском перешейке, на что я ответил отрицательно. Разговор касался преимущественно Ханко и Карельского перешейка. В нём повторялись те же мысли, что и раньше. Поскольку Сталина не было, разговор был бесплодным. Молотов не мог формулировать предложения русских и держался за исходные предложения. В завершение Молотов сказал: «Сейчас вопрос обсудили гражданские официальные лица. Поскольку они не пришли к соглашению, вопрос надо передавать военным». Это были серьёзные слова. Разговор, продолжавшийся около часа, завершился, причём не было даже согласовано время следующей встречи.
На следующий день мы получили приглашение в Кремль на вечер. На этот раз снова присутствовали Сталин и Молотов.
Придерживаясь хорошей переговорной практики, Сталин сначала затронул вопрос о компенсациях. Он уточнил значение некоторых деталей и, получив необходимые пояснения, сообщил, что они принимают предложенные нами принципы выплаты компенсации. Он спросил, насколько ориентировочно может вырасти сумма компенсации в денежном исчислении, заметив, что во избежание затяжки при решении вопроса было бы хорошо при подписании договора указать величину суммы, которую Советский Союз разом выплатит правительству Финляндии. Мы ответили, что у нас не было возможности сделать оценку этого, поскольку мы хотели держать этот вопрос в секрете, но постараемся прояснить его к следующей встрече.
Затем Сталин сказал: «Продайте нам Ханко, если вы не хотите арендовать его. Тогда эта территория будет относиться к Советскому Союзу и, соответственно, находиться в рамках его суверенитета». Мы ответили, что не сможем согласиться с этим. Сталин повторил, что Советский Союз не может отказаться от требования военной базы. Он снова заметил, что Финляндия слишком мала и слаба, чтобы защищать свой суверенитет против великой державы, сославшись на судьбу Польши, а Польша всё же была намного крупнее Финляндии. Я сказал, что географическое положение Польши иное, чем Финляндии. Мы, в любом случае, будем защищаться против любого агрессора. Я добавил, что Сталин недооценивает оборонительные возможности Финляндии. Поскольку мы будем отстаивать нашу собственную неприкосновенность и наш нейтралитет против возможного врага России, мы тем самым будем сражаться за Россию. Сталин отметил, что мощный Советский Союз полезен и для интересов Финляндии, поскольку именно советская власть предоставила Финляндии независимость и только она может терпеть самостоятельную Финляндию у своих границ. В это утверждение Сталина нам было не совсем удобно углубляться.
Поскольку по вопросу Ханко не удалось прийти к взаимопониманию, Сталин показал на карте три острова к востоку от Ханко
