вниманием и ждал, когда начнется игра.

Стовал задавал самые простые вопросы. Полное имя и фамилия. Адрес. Дата рождения. Имя жены. Трудоустройство. Машины, находящиеся в собственности. Это походило на собеседование на работу.

Но не являлось таковым.

– Никогда нельзя напирать, – объясняет Стовал. – Ты только выдвигаешь предположение и ждешь, чтобы подозреваемый его развил.

– Прямо загадка, – негромко сказал Стовал. – Как нечто подобное – все это – могло случиться. Столько девушек пропали.

Брудос едва заметно кивнул.

– Сложное ведь дело. Такое надо планировать.

Брудос пожал плечами.

– Есть какие-нибудь теории? Можете это как-то объяснить?

– Мой адвокат советовал в это не углубляться.

Стовал откинулся на спинку стула и переключился на менее напряженную тему.

– А вы ездите еще на каких-то машинах, кроме собственной? Или «Кармэн Гиа»?

– Иногда беру у матери.

Что-то блеснуло у Брудоса в глазах – огонек ненависти. Мамашу свою этот парень не очень любит.

– И что у нее за машина?

– «Рамблер», 1964 года.

– Один из тех, знаете, голубых? Которые все похожи на лодки?

– Нет. У нее салатовый.

– Хотите сигарету? Чашку кофе?

– Я не курю. И пью очень редко. Никаких плохих привычек. – Брудос улыбнулся.

Стовал улыбнулся в ответ.

– Думаю, мне лучше вернуться в камеру. Копы меня разбудили, когда пришли арестовывать. А я же работал целый день.

Стовал предупредительно привстал и дал сигнал конвойному.

Первый контакт состоялся, и Брудос, похоже, считал, что прошел он хорошо.

– Я буду поблизости, если захотите еще пообщаться, – легко сказал Стовал.

Он посмотрел, как крупный мужчина побрел по коридору назад в камеру. Стовал знал, что потребуется много часов, – а возможно, и дней, – но Брудос обязательно захочет снова поговорить.

Стовал выпил кофе и начал просматривать свои записи – которым предстояло сильно разрастись. Перед заключенным он делал лишь короткие заметки, но, оставаясь один, отмечал все, что казалось важным, и нумеровал ответы. Так у него появлялась точка отсчета для следующей встречи.

Несколько часов спустя из тюрьмы поступил звонок:

– Он опять хочет побеседовать.

– Приведите его.

Они начали заново. Первые осторожные реплики. Брудосу не понравилась его камера. Похожа на шкаф. Одно окно – он измерил – четыре на десять дюймов, и то забрано решеткой. Лампочка светит слишком слабо.

Стовал заметил:

– Тюрьмы строятся не для комфорта.

– Вы знаете, где моя жена?

– Поехала домой.

Стовал заметил, что заключенный искренне беспокоится за жену; когда он говорил о ней, у него на лице не было и следа ненависти, как при упоминании о матери.

– Как вы вообще работаете? – спросил Брудос. – Я имею в виду: откуда вы узнаете разные вещи, если у вас нет доказательств?

– Видите ли, мы знаем одни вещи, а другие люди знают другие вещи – постепенно все складывается вместе, и мы получаем цельную картину.

– Так вы не знаете всего, что произошло, да?

– Никто не знает. Как я сказал, это вроде головоломки. Ты представляешь, как человек это сделал… задаешься вопросами. У тебя есть все кусочки картинки, но нет коробки с образцом на крышке. Перед тобой пазл из тысячи фрагментов, и приходится начинать с самого простого – раскладывания этих фрагментов по цветам. Мы отделяем голубые от зеленых и коричневых – это я к примеру. Потихоньку собираем рамку и продолжаем двигаться вглубь, держа в уме цветовую схему. Синий. Зеленый. Коричневый.

Кажется, Брудосу понравилась эта аналогия. Дальше Стовал в процесс его не посвятил. Не стал говорить о пробах и ошибках, и о тяжелой работе, и о том, как порой можно просмотреть самый важный кусочек, потому что в первый раз, когда вы его прикладывали, он не вписался в картину. Но постепенно она все равно складывается. С помощью вещественных доказательств, и допросов, и бессчетных часов обдумывания информации.

– Без образца это, по-моему, невозможно, – прокомментировал Брудос. – И как вы не отчаиваетесь?

– Стараемся.

Повисла пауза.

– Я знаю, вы меня забрали, потому что думаете, что я в чем-то виноват.

– Вы обвиняетесь в нападении с применением оружия.

– Ну да.

– Вы ведь электрик. И как, хороший?

– Да вроде хороший. Разбираюсь в проводах, электронике… всем таком.

– В какой компании вы работали, когда жили в Портленде в 1968-м?

– В «Осборне».

– Вы работали в разных местах возле Салема?

– В Западном Салеме, и в Либаноне, а потом в Хэлси.

– Далековато ездить.

– Зато по шоссе.

– Когда-то в пятидесятых, когда вы жили в Корваллисе, вы попали в какие-то неприятности…

– Я был подростком. Меня отправили в тамошний госпиталь. Это было давным-давно.

– Да. Вы тогда, наверное, еще учились в школе.

Брудос поерзал.

– Не понимаю, откуда вам знать, что я что-то сделал… с этими девушками. Вы ведь этого никак не докажете.

– Хотите это обсудить?

Брудос покачал головой и отвел взгляд.

– Дрейк сказал, я могу не разговаривать об этом. Он мой адвокат, и думаю, мне лучше прислушиваться к нему. А вы знали, что мы с ним вместе учились в старшей школе? По крайней мере, он так говорит – мол, запомнил мою фамилию, потому что мы выпускались в один год. Мир тесен, да ведь?

Стовал кивнул. Брудос избегал прямых вопросов и ловко уклонялся от неприятных тем. Стовал не собирался давить на него.

Остаток беседы прошел примерно так же. Каждый раз, когда детектив подбирался к чему-то, о чем Брудос не желал говорить, они переключались на другую тему. Стовал видел, что Брудосу очень хочется узнать, какие козыри на руках у следственной группы, но спросить напрямую он не решается. И сам не хочет выдавать никакой информации.

Снова они зашли в тупик. Брудос вернулся к себе в камеру.

Такие короткие беседы между ними продолжались три дня, и каждый раз они подходили все ближе к убийствам девушек. Записки Стовала становились более подробными. После каждого получаса или больше – сколько длился разговор – он разбирал их и систематизировал. Брудос действительно находился поблизости от мест похищений в момент их совершения. Это было ясно. И у него была возможность. Парень был силен; жирок скрывал мощные мышцы. Возможность. Способ. Мотив? Мотив постепенно прояснялся – подспудное сумасшествие мужчины, явно ненавидевшего свою мать. Ненависть разрасталась в нем, распространяясь на всех женщин – за исключением Дарси Брудос.

Мать – Эйлин Брудос, – по-прежнему контролировала жизнь своего сына, словно он был ребенком. Одалживала ему машину и частенько ссужала деньгами, когда он не мог найти работу. Каждый раз, стоило подозреваемому упомянуть мать, его челюсти сжимались.

Стовал чувствовал, что и сам проходит у подозреваемого какой-то тест. Вроде бы Брудос начинал испытывать к нему уважение и считать достойным соперником. Себя он точно