высказать все этому добровольному помощнику органов.

— Даже если бы я был злоумышленник, неужели вы могли поверить, что от бдительного ока Калерии Эдуардовны может что-то скрыться… это тут-то, где все на виду?

— Калерия Эдуардовна — это почтмейстер-библиотекарь? — уточнил Гуров.

— Это она сейчас библиотекарь и почтарь, а до того, как на пенсию уйти, она в вооруженной охране заведовала….

— Что?!

— В ВОХР подвизалась, — старик прищурился, — или вам эта аббревиатура не говорит ничего?

— Говорит, говорит, — утешил Крячко, заметно поостыв. Все-таки в подобной ситуации главное — над собой посмеяться, пока другие не начали.

Так, пора менять тему.

— Кого вываживаете, позвольте спросить? — поинтересовался Гуров.

— А вот как раз местного террориста, — Гришин кивнул на ту сторону канала, где уже зажигала огоньки такая безмятежная, тихая-претихая Мокша, — живет у них там короед один, и как по заказу, под боком у него и шлюз, и узловая железка…

Старик Маркович вставил ценное житейское замечание:

— Да они тут все не в себе, рождаются такими. Я так понимаю, что близость железной дороги так действует. Ну и родовые травмы. С тех пор как повыселяли их в тридцатые, до сих пор не могут успокоиться.

— Откуда повыселяли? — решил уточнить Крячко.

— Ну как же, — всезнающий краевед очертил рукой какой-то контур, — при строительстве канала треть поселка как раз попала на предполагаемое русло, вот и потребовали освободить. А они разобиделись и обижаются до сих пор, точно обидели старых революционеров, которые еще «Авроре» указывали, куда палить.

— Скажите пожалуйста, какие ужасы. Прямо в никуда и выселили? — спросил Гуров.

— Разумеется, нет. Было куда, в казармы, например, выселяли. Еще до революции хозяин местной фабрики отстроил, и пригодились. Вполне жизнеспособные сооружения.

— Да, вполне, — поддакнул Гришин и прервал урок краеведения: — Не пора ли нам? Андрей Маркович, ваш клиент-то ждет с отчетом, а не дождавшись, не рванет ли когти?

— Не денется он никуда, — хладнокровно ответствовал старец, — у него и мысли нет, что ваша братия умеет тырнетом пользоваться. До сих пор уверен, что у вас все на лупах да пишущих машинках.

— Все-таки не надо откладывать, — заметил Гришин и спросил Гурова: — Лев Иванович, желаете поучаствовать?

— Если скажете в чем.

— Террориста брать будем.

— Звучит заманчиво, поехали. Только давайте все-таки взрывчатку передадим с рук на руки, — предложил Крячко, — не то что мне ее держать тяжело, но в меру волнительно.

Гришин легкомысленно отмахнулся:

— Бросьте, Станислав Васильевич, какая это взрывчатка? Это глина для лепки, в местном «Школьнике» купил. Что ж мы, совсем дурные пускать стариков с опасным грузом.

Человек неопытный, возможно, и поинтересовался бы хотя бы тем, как уважаемые граждане объяснялись бы с прокурором относительно того, что без санкции задерживают мирного деда с пластинкой глины. Но и так понятно, что в нужный момент появится и настоящая взрывчатка — скорее, в виде упоминания в протоколе, обвинительном акте и, далее, в приговоре.

Глава 19

— На этом месте не могу не встрять, — заметила Мария, — так была бомба или не была?

— Взрывчатка была, — педантично уточнил Лев Иванович, — бомбы не было.

— Ну хорошо, хорошо, — она махнула ручкой, — Гуров, я как представлю себе ваши с Крячко физиономии… а каково это: прилюдно усесться в лужу?

Супруг благодушно усмехнулся:

— В лужу-то все уселись, если не ехидничать, а смотреть в корень. Фээсбэшники разве что талантливо разыграли отсутствие интереса к появлению следов новой взрывчатой формулы — тут, положим, и Станиславский бы одобрил, сплошное «верю!». Не буду спорить, что и дедок оказался редкий лицедей, прямо-таки талантище. Но все-таки по итогам таких усилий подцепить двух важняков, практически коллег, и недоумка-участкового…

— Ага! — Мария, в свою очередь, подняла палец. — Вот именно! Которые тоже губы раскатали на то, чтобы втихую подцепить неведомого подрывника — а толку? Баран начхал.

— И в нашей работе бывают недостатки, — признал Лев Иванович, — а у кого их нет? Но ведь в итоге-то образовались прелесть какие клещи — и по нашей части, и по части службы безопасности. И даже население, как ни крути, проявило себя наилучшим образом — эффективная гражданская оборона, и ни буковкой иначе!

Подумав, Мария признала, что ощущает некую прореху в логических построениях, но вынуждена отступиться:

— Вот-вот! Главное, то же самое сказать не забудь, если вдруг прокурор поинтересуется…

— Поучи. Уже поинтересовался.

— И как?

— Всех все устроило и прошло как по маслу. Но это, конечно, случилось сильно позже, потом.

…У железной дороги, почти вплотную к отвалу, располагалась довоенная уцелевшая постройка белого замшелого кирпича, в которой в разное время располагался различный люд — фабричные рабочие, железнодорожники, строители канала. Теперь, после переселения основной массы жильцов, тут обитали в основном сотрудники из ближнего зарубежья, которые нанимались на разные работы. Жили, разумеется, временно. Ну а коль скоро нет ничего более постоянного, то поэтому очень скоро постройка обросла палисадниками, сараями, в которых поутру голосили петухи. Особо хозяйственные постояльцы отремонтировали снаружи свои окна.

С торца здания выделялась одна, самочинно обустроенная дверь, нарочно окруженная особым самодельным забором, из нарезанных заостренных стальных прутьев. Весь вид сооружения говорил о том, что тут гостям не рады. Окна этой секции тоже постоянно были задернуты занавесками, они давно не видали ни капли воды, исключая дождевую.

Обитателя этого «подъезда» соседи не жаловали, он же их ненавидел со всем упорством тупоумия. Алеша Спиридонов с детства отличался уникальными способностями: аки слон, никогда ничего не забывал, аки осел, был упрям и при этом горд, как никто. Постоянно его терзала мысль о том, что достоин он большего, что не на помойке себя нашел. По ночам спать не мог, так его мучили эти мысли — но увы, так и не удалось ему делом доказать собственную исключительность. То не хватало мозгов на то, чтобы по-настоящему хорошо учиться, то терпения овладеть более или менее внятной, хотя бы осязаемой профессией. То мешала мысль о том, что сие место неподобающее, а вот то — тем более. То начальство попадается чересчур требовательное, при этом тупое, то, напротив, всем все до лампочки, а Алеша должен гореть на работе.

В общем, с карьерой не сложилось, приходилось перебиваться там и сям случайными заработками.

С девушками тоже не заладилось. Завышенные ожидания, сформированные долгими бессонными ночами, в особенности за просмотром определенного характера лент, при выходе на улицу и контакте с реальностью рассыпались на мелкие осколки. Те, которых Алеша считал достойными себя, на него плевать хотели с высоты каблуков. Те, которым был по душе тип вполне приятной наружности, чья угрюмость и надменность при приглушенном освещении могла сойти за таинственность, не устраивали самого Алешу.

И он, задаваясь вопросами — «Почему ж все такие дуры»,