сутки? А дорога получилась сложной, с пересадками и дозаправками, воздушной болтанкой и невозможностью поспать хотя бы в кресле самолёта. Потому что кресел в военном самолёте не было, только деревянные лавочки вдоль борта. Приземлились на каком-то условном аэродроме, просто кусочке земли, расчищенном от снега. А снега даже не по колено, по пояс. Привезли в такой же условный штаб – одноэтажное здание, где располагались и казармы, и общая комната, в которой предстояло выступать. О сцене речи и не шло. В здание его завели почему-то с чёрного входа, но Андрей, измученный дорогой, на тот момент и внимания на это не обратил. Увидел койку, которую ему определили, и завалился спать.

На следующий день должен был состояться концерт. Генсек зря пугал, пианино тут всё-таки нашли, и даже аккомпаниатор имелся, тоже из личного состава, с лейтенантскими погонами. Поздоровался с Андреем за руку, без улыбки:

– Приветствую, коллега. Вот ведь как бывает. Из ансамбля песни и пляски да сюда. Думал, спокойная служба, буду самодеятельность в части развивать. А оно вон как получилось. Спокойная служба…

И закурил прямо в помещении. У Андрея глаза на лоб полезли – устав же.

Но лейтенант покачал головой и протянул ему пачку:

– Тут все сейчас курят. И не только курят. Тридцать четыре парня, а? С которыми ты вчера в столовой смеялся, в караул ходил, девок обсуждал… В мирное время… Рыбачить им надо было, понимаешь? Вот именно здесь, на нашей территории.

– Кому? – машинально спросил Андрей.

– Китайцам, кому ещё?

Сдавалось Андрею, что дело не в рыбалке. Но озвучивать свои мысли он не стал.

Андрей закурил. Сигареты у лейтенанта оказались крепкие, гораздо крепче, чем его собственные. И только сейчас задумался: что же он собрался петь? Тридцать четыре парня. Нет, в новостях озвучивали количество погибших. Но когда это просто цифра на бумаге – одно. А когда стоишь тут, в двухстах метрах от места, где люди стреляли друг в друга, где убивали наших ребят, и смотришь, как трясутся руки у лейтенанта, хотя в помещении жарко натоплено, просто не можешь представить, как выходить и петь песни.

– Что умеешь играть? – обратился он к лейтенанту. – Песни Блантера знаешь?

– Всё умею, – усмехнулся тот. – Ты мне напой, а я саккомпанирую. Пошли к инструменту.

Когда зазвучала музыка, стало легче. Андрей начал с военных песен, вспомнил две песни про пограничников, потом перешёл на песни про родину, дом и маму. Закончить решили песнями про любовь. Молодые же все парни соберутся, им про любовь всегда актуально, даже на войне. Сыгрались с лейтенантом за пару часов, Андрей заодно распелся.

Обедать пришлось в солдатской столовой со своими будущими зрителями. Думал, солдаты пойдут к нему знакомиться, но на гражданского человека за одним из столов никто и внимания не обратил. Мрачным, насупленным ребятам было не до заезжего артиста. А может, и не знали они Кигеля. Его только-только начали по телевизору показывать, ещё не примелькался.

У Андрея даже мандраж появился. А он вообще тут нужен? Прилетел за тысячи километров, подарок из Москвы. С песнями своими, костюмом и бабочкой. Ребята друзей потеряли, с автоматами спят, не знают, что завтра будет.

Андрей доел гречку с котлетой, отнёс грязную посуду на мойку и, накинув дублёнку, пошёл на улицу. Проветриться и привести мысли в порядок перед концертом. Сам не заметил, что свернул к центральному входу, а не к чёрному, через который заходил накануне.

Ну и морозы у них здесь! Вроде каких-то минус двадцать, и в Москве такое бывает, а то ли из-за влажности, то ли из-за ветров холод до костей пробирает. Хорошо хоть снег не валит, и так сугробы огромные, он такие только в детстве видел. Теперь-то Москву регулярно от снега чистят.

Андрей сделал несколько шагов в сторону леса и вдруг остановился, заметив нечто необычное. Перед зданием казармы в ряд стояли… Нет, глупости. Он подошёл ближе и понял, что ошибки быть не может. На снегу стояли гробы. Неровные, наспех сколоченные из необработанных досок, но гробы. Тридцать четыре штуки, в два ряда. Андрей специально сосчитал. Крышки были закрыты, но сомнений у него не оставалось – это те самые ребята, погибшие на границе. Ком застрял в горле. Одно дело понимать, что погибли какие-то гипотетические бойцы. И совсем другое – видеть эту жуткую шеренгу на снегу.

Кигель выкурил, наверное, с полпачки, прежде чем вернулся в казарму. В полутрансе дошёл до отведённой ему каморки, машинально переоделся. Как сейчас выйти на сцену и петь, он даже не представлял. Осторожно попробовал голос. Голос звучал. Зараза. Хоть бы раз подвёл! Вот уж правда, лужёная глотка. Ни простуды, ни нервные потрясения ему нипочём.

Сцены как таковой не было. Личный состав собрался в большой комнате, стулья выстроили кругом, в центре которого стояло пианино. За инструментом уже сидел лейтенант. Андрей прошёл между стульев быстро и решительно:

– Здравствуйте, товарищи!

– Здравия желаем… – раздался нестройный гул вместо привычных аплодисментов.

Ну да, а он чего ожидал? Забыл, где находится? Андрей обвёл взглядом присутствующих. Лица совсем мальчишеские. Редкие улыбки. Но глаза в основном заинтересованные, не равнодушные. Теперь, в костюме, с бабочкой, он для них забавная зверушка, развлечение в их суровых буднях.

– Ещё великий Утёсов сказал, что песня строить и жить помогает. А он, как вы знаете, во время войны в составе фронтовой бригады дал несколько сотен концертов. Поэтому сегодня мы с вами будем петь. Вместе. Я уверен, что многие песни вы знаете, некоторые слышали от своих мам и пам. Не стесняйтесь, подпевайте! Маэстро, начинаем!

Он кивнул лейтенанту и запел. «Летят перелётные птицы» подпевали робко, «Катюшу» уже охотнее, а «Три танкиста» грянули нестройным, но мощным хором. Ребята вовлекались, очаровывались музыкой, забывали про тридцать четыре деревянных ящика, стоящих у главного входа на холодном снегу. Забывали, конечно, на время, на несколько часов, которые длился концерт, но тем не менее.

В конце Кигель уже пел по заявкам. Солдаты выкрикивали с места названия любимых песен, лейтенант потел, стараясь подобрать аккомпанемент на ходу. А Кигелю и аккомпанемент не особо требовался. Он и под прихлопывания мог петь. У него оказалась очень хорошая память на песни – и на слова, и на мелодию. Иногда ребята называли песни из репертуара Марика, иногда Лёнькины, но Андрей и их пел, сам удивляясь, откуда их знает. Пару раз где-то услышал, и всё, запомнилось.

Когда на его импровизированную сцену протиснулся командир части, Андрей даже не сразу его заметил и очень удивился. А тот, вклинившись