Шрифт:
Закладка:
В мужья она себе выбрала тоже артиста, певца Ленинградской филармонии. Хороший парень, положительный, Андрей искренне за него радовался, хотя и подшучивал, что надо было выбирать в Москве, а то теперь с перепропиской замучаются.
– Ну, ты же не захотел! – парировала Лилька, уже захмелевшая от игристого советского.
– Я тебя слишком люблю, чтобы заставлять жарить котлеты и ждать с гастролей! – шутил Андрей под всеобщий смех.
А сам невольно вспоминал слова мамы о том, что пора жениться. Вон у Вовки семья, уже двое сыновей. У Борьки – дочка. А он что же? Но не хватать же первую попавшуюся и в ЗАГС тащить просто потому, что время пришло? И опять же, деньги! Если жену в дом приводить, детей планировать, то надо квартиру побольше. У них с мамой две комнаты, им просторно и удобно. Но если дети? Опять все на голове друг у друга? И район можно было бы получше, чтобы и парк какой-нибудь рядом, и метро под боком, ему нужно быстро по Москве перемещаться. Или уже учиться машину водить? И тогда надо на собственное авто копить.
Деньги, деньги, деньги. Всегда их не хватает, сколько ни работай! Звонит композитор Олег Островой:
– Андрей, у меня новая песня. И студия есть на завтра свободная. Хочешь записать для радио?
И Кигель мчится репетировать новую песню, даже не зная, про что она. Какая разница? У Острового любая песня – потенциальный шлягер. На месте выясняется, что песня про комсомол. А Марик уже три песни Острового записал, и все про любовь были. От «Комсомольцы, выше знамя» тот, вероятнее всего, отказался. Но Андрей и про комсомол споёт с удовольствием! Он же тоже бывший комсомолец, почему нет?
– Учти, ставки за запись на радио всем снизили, – вздыхает композитор. – Я недавно был на заседании Союза композиторов, нас всех пропесочили. Вы, говорят, получаете в три раза больше, чем рабочие на заводах. И в укор ставят, понимаешь? Мол, не пыльная работа за роялем сидеть. Не у станка стоите. Ну так давайте поставим всех композиторов к станкам! А рабочих посадим за рояли!
Андрей улыбается – он привык к ворчанию композитора.
– Олег Александрович, давайте ещё вот этот куплет повторим, тут мелодия меняется, сложновато.
– А просто пусть тебе твой Алик Зильман пишет, – фыркает Островой. – Ну давай, давай. И знаешь что, Андрюш? Я запишу завтра в паспортичку ещё репетиционные часы. А что? Мы с тобой сейчас не работаем, что ли? Работаем. Вот он, наш с тобой станок!
И кивает на фортепиано с потёртыми клавишами и медными подсвечниками. Ещё дореволюционное, можно не сомневаться. Своеобразный станок, конечно. Андрей только плечами пожимает. Он не спорит со старшими, а авторов, композиторов и поэтов, просто боготворит. Свой труд он чем-то выдающимся не считает, ему не сложно спеть, было бы что! И люди, которые из воздуха создают стихи и мелодии, кажутся ему волшебниками. Из их «триумвирата» он один не сочиняет. Марик – потрясающий мелодист, может придумать новую песню хоть в ресторане на салфетке. Правда, чаще занимается аранжировками, но хорошая аранжировка – это уже половина успеха! Лёнька пока на большую сцену свои сочинения не тащит, но в кругу друзей несколько раз играл песни, им написанные, и Андрей лично ему говорил, что некоторые надо брать в репертуар. Ребята музыкальные, с образованием, с владением инструментом. А он что? Вместо музыкальной школы – бокс, вместо полноценного образования – сумасшедшая работоспособность. И характер. Впрочем, этого разве мало?
– Андрей, есть предложение поехать на гастроли за Урал. Тридцать населённых пунктов.
Это уже Генсек, как бы между делом, в непринуждённой беседе за стаканом чая в его, уже привычном кабинете.
– Поеду. – Андрей даже не дослушал. – Конечно поеду! А сколько концертов?
– Шестьдесят, – рассмеялся Генсек. – И ты бы хоть уточнил, куда ехать придётся. Обрати внимание, я сказал не «городов», а «населённых пунктов». Гастроли в рамках развития культуры маленьких поселений и приобщения их к советской песне, так сказать. Формируем концертную бригаду: композитор, певец и артист разговорного жанра в качестве конферансье. Ставки хорошие, но условия…
– Я согласен! А кто ещё в бригаде?
Геннадий Семёнович покачал головой:
– Вот же безотказный товарищ. Молодец, Андрей. Так и надо. А в бригаду можешь сам позвать кого-нибудь, Алика своего, например. Он вроде жениться собрался?
– Собрался, – улыбнулся Андрей. – Все женятся и замуж выходят, прямо эпидемия. Я поговорю с ним. А конферансье?
– Есть у меня на примете одна артистка, – как-то подозрительно хитро улыбнулся Генсек. – Из союзной республики. Разбавим ваш пятый пункт немножко. Зовут Зейнаб Касимова. Очень красивая и очень талантливая. И очень юная, Андрей. Так что ведите себя прилично, оба!
– Разве я давал повод сомневаться?
– Вот и не давай, – хмыкнул Генсек.
К большим гастрольным турам Андрею было не привыкать, да и Алику тоже. Вместе с Кигелем он уже половину Союза объездил. Условия? А что условия? Когда они были царскими? На БАМе в палатках жили, на Даманском в казарме. Да и в больших городах гостиницы чаще всего оказывались скромными, иногда плохо отапливаемыми, иногда без горячей, а то и холодной воды. Иногда и гостиниц не было, и артистов селили в какой-нибудь библиотеке, раскладушки в красном уголке ставили. Так что напугали козла капустой.
Так Андрей рассуждал, собирая чемодан, куда Аида Осиповна всё норовила подложить вязаные носки и мохеровый шарф. И бесполезно же объяснять, что ноги в вязаных носках в концертные туфли не влезут, а шарфы он терпеть не может. Мама! Проще согласиться.
Алик заехал за ним на такси, и всю дорогу до аэропорта они обсуждали загадочную Зейнаб. Андрею не слишком нравилась идея включить в их бригаду девушку. И не по тем соображениям, на которые намекал Генсек. Уж в своей порядочности он не сомневался, про Алика и говорить нечего, тот к свадьбе готовился. Просто девушка, да ещё и юная, столкнувшись с