«С чего бы она такая добрая? Исключительно потому, что материал отменный. Работай в свое удовольствие, только дай пьесе говорить самой за себя. И все-таки молодец Лялечка».

К тому же, бережно сохранив остатки образования, она весьма вовремя припоминала теорию и соображала, как это применить сейчас, чтобы классические уши не торчали из основной панк-идеи.

Вот, например, сцена мышеловки никак не получалась, и в этом Юлию постигала участь ряда великих режиссеров. Поскольку петь там было особо не о чем, шло действие, пантомима и красноречивая музыкальная интермедия, во время которой надо было играть, а не хлопать глазами, надувая бледные щечки.

С игрой было в целом неважно, после миллионного повтора Мария была готова уже сама отравить глупого Клавдия, а бесталанного Гамлета пустить на компост.

Юлька, очевидно измученная, стряхнула с колен разомлевшего принца датского, прозвенела нежным колокольчиком:

– Так, стоп. Гримера прошу сюда.

Она походила по сцене, соображая, оглядываясь, прикидывая, потом, щелкнув пальцами, приказала Алексею-Клавдию сесть. Мария давно заметила, что с начальством она обращалась довольно вольно и уж точно без благоговения. А оно, начальство, похоже, перед нею робело совершенно по-мальчишески и смотрело в рот.

Гример, выбежав на сцену, замерла в почтительной позе.

– Лиза, вот это все красивое, – Юля обвела пальчиком овал, – долой, и сделайте из него крысу. Старую, Лизавета!

– Мерзкую? – деловито уточнила Лиза.

– Очень, – подтвердила Лялечка детским голоском, сопроводив слово жестом так, что мороз по коже прошел. От гадливости.

Лизавета принялась работать.

– А нам что делать? – спросила Мария.

– Вот как раз ты, ваше величество, не вздумай ничего менять, – горячо попросила Юлька. И обратилась к Гамлету: – Маркуша, теперь о тебе. Ты смотрел мультик про Маугли?

Он кивнул.

– Отлично. Значит, питона Каа помнишь.

Да, помнит.

– Вот и представь себе: неделю не можешь ни спать, ни есть – бродит по твоему дому крыса, воняет, хрустит, жрет. Ну?

По физиономии Гамлета было видно, что понял, еще как.

– Ты ставишь на эту крысу…

– Мышеловку? – попробовал он.

– Мины. Со взрывчаткой. Противопехотные, понял? Повсюду.

– Зачем?

– Вот это не твое дело. Достала тебя крыса эта. Твое дело – не трогаться с места, чтобы самому на воздух не взлететь, а взглядом своим питоньим так смотреть на нее, чтобы сама – слышишь? сама! – попятилась – и на мину. Ты трясешься от предвкушения и уже видишь, как кишки этой твари висят вот на том софите. Понял? Молодец. Лиза, закончили?

Гример со скромной гордостью повернула стул, с королем вместе. Юлька вроде бы что-то хотела сказать, но не стала, только попросила:

– Нос выдели еще. Поострее. И тень под ним.

– Собственно говоря, а вы, Алексей… – она вздохнула, – вы, Алексей Юрьич, не штраф за неправильную парковку получили. Вас в глаза уличают в том, что вы брата убили. Что вы, Алексей, крыса.

Его пробрало по всему позвоночнику, он дернулся, как от удара током. Стало неловко, как будто прилюдно с человека содрали штаны и выпороли.

Однако Юляша, такая милая и деликатная, на этот раз проигнорировала чужие чувства. Точно ничего не заметив, она завершила мысль:

– Крыса, огромная, поганая, подлая, крыса-убийца. Но не просто крыса, а с совестью крысиной, которая также грызет ее, дожирает. В общем, сейчас играем так: Гамлет смотрит на вас, а вы, Клавдий, разбегаетесь в разные стороны…

– Я один, – улыбаясь побелевшими губами, напомнил он.

– Сарказм никого не делает умнее, – сурово возразила Лялечка, – как хотите, но извольте разбегаться в разные стороны. И не как одна, а как вязанка крыс. Пробуем.

Заиграла музыка, вышли и заняли места действующие лица.

Мария, обреченно взирая на сцену как бы со стороны, уныло замечала, что все по-прежнему мутно и уныло.

Как вдруг произошло чудо. Вечно никакой Гамлет, точно очнувшись от мутной дремы, вперил в невнятного Клавдия ужасный, насквозь прожигающий взгляд, а тот, скрючившись, трусливо скалясь, заметался, рванул сперва на зрительный зал, круто повернувшись, помчался на полусогнутых по авансцене… Это крыса была там, на помосте, и даже множество крыс: вслед за королем разбегались во все стороны и придворные.

И над всем этим летела музыка – страшная, издевательская, ритмичная до ужаса, подгоняющая, как жало осы, вьющейся вокруг жертвы. Именно под такую наверняка вымирали от танцевальной чумы.

Мария, не сдержавшись, завизжала, бешено зааплодировала. Юлия, уставшая, молча показала большой палец, затем, скрестив руки, – перерыв.

– …Машель, кофейку?

И налила из термоса в стаканчик.

Благоговейно принимая подношение, Мария произнесла:

– Лялечка, снимаю шляпу. Знаешь, это было до такой степени… да потрясающе!

– А, – беззаботно отмахнувшись, отозвалась она, – иной раз бывают у них просветления. Оборотни дурноголовые. Не можешь себе представить, как я обрадовалась, узнав, что ты согласилась участвовать! Хотя бы на кого-то опереться, кругом бестолочи, марионетки.

– А Сид? – лукаво прищурилась Мария.

Юлино лицо вспыхнуло, щеки зарделись, глаза стали как у влюбленной кошки.

– Что ты, что ты! Он настоящий, талантливейший, да пусть хоть чурка с дыркой вместо рта – какой голос! Ах, как жаль, что вам не пришлось поработать! Ты бы влюбилась.

– А ты?

– Я влюблена, – сокрушенно признала Юля, – ты не представляешь, как я страдаю без него. Ты же знаешь, как я ненавижу рутину, однообразие…

– Да, да, – подтвердила Мария, пытаясь сообразить, с чего бы ей это знать. Хотя, сказать по правде, кто любит эти славные вещи, основу мироздания?

– Я и среди этих так называемых профессионалов не видела ни одного, который бы так талантливо импровизировал. А какое видение сцены, какие идеи! Честно говоря, многое из того, что я пытаюсь повторить, – его замыслы.

Стало неловко, Мария перевела тему:

– Ну рутина и однообразие – это не сюда, этого добра тут нет. Хотя, честно говоря, я была свято уверена, что ты блистаешь где-нибудь на Бродвее.

Юлия по-мальчишески присвистнула:

– Вспомнила бабка, как девкой была. Было, конечно, но когда! Да к тому же и вернулась скоро.