Семейный мавзолей Сэвиджей представлял собой приземистое квадратное здание из итальянского мрамора с темными прожилками, построенное в уголке старейшего кладбища Мобила, в тени кипарисов. Жители Мобила закапывали здесь мертвецов с начала восемнадцатого века, но ураганы, вандалы и расширение улиц стерли все следы первых могил, и теперь мавзолей Сэвиджей считался самым старым из сохранившихся памятников. Вдоль трех внутренних стен были вырезаны имена шести поколений Сэвиджей, но в этот список не входили дети и подростки, которые не считались достойными этого места и отправлялись на небольшой осыпающийся участок земли на- против.

Колокола соседней церкви пробили четыре часа, когда «Мерседес» подъехал к склепу Сэвиджей. Пока Дофин разгружал багажник, Одесса открыла железную дверь гробницы ключом, который хранила дома со всеми остальными. Она вошла внутрь, захлопнула за собой дверь, встала у решетки и попросила Дофина выложить вещи неподалеку.

– Позвольте мне позаботиться об этом, мистер Дофин, – сказала она. – Садитесь в машину. Купите себе рожок мороженого. Возвращайтесь за мной через час, вот чего я прошу.

– Одесса, мне надо войти внутрь и почтить память мамы. Мама считала дань памяти невероятно важной. – Он грустно улыбнулся сквозь решетку.

– Я знаю, но вам не следует сюда заходить, правда.

– Почему нет?

– Потому что могилы – не место для живых.

Дофин пожал плечами, улыбнулся и толкнул дверь.

– Одесса, я зашел внутрь, к маме на пару слов.

Внутри мавзолея было темно. Преломленный свет пасмурного полудня проникал в здание лишь серой дымкой. Но Дофин сразу увидел, что внутри все не так, как было в день похорон. На полу перед могилой матери был расстелен кусок льняной ткани, а на нем – куча разных предметов.

– Одесса, – сказал он, – здесь кто-то был. Что это за хлам?

Нервно – поскольку, когда дело касалось гробниц и похорон, ни один Сэвидж не мог нормально реагировать на странности, – Дофин опустился на колени, чтобы посмотреть, что было на ткани: будильник, небрежно обернутый в страницу календаря, чашка со сломанной ручкой внутри, две разбитые раковины и пластиковая обувная коробка с мусором из аптечки.

Дофин с недоумением посмотрел на Одессу, которая ничего не сказала и, похоже, не удивилась, увидев эти вещи.

– Здесь кто-то играл, – с надеждой сказал Дофин. – Какой-нибудь ребенок забрался сюда, поиграл и…

Одесса покачала головой.

Дофин взял будильник. Он показывал четыре часа дня, время смерти матери, на календаре был май, а день ее смерти обведен красным кружком. Чашка входила в набор посуды, из которого она всегда завтракала. Раковины стояли летом по обе стороны от бездействующего камина в ее спальне. На этикетках пустых пузырьков в пластиковой коробке было написано: «Для Мэриэн Сэвидж».

– Это я все сюда положила, – сказала Одесса. – Сюда никто не вторгался. Я вернулась сюда рано утром после похорон, миз Ли завезла меня сюда, прежде чем отвезти домой.

Дофин приподнялся и постарался разглядеть глаза Одессы в полумраке склепа.

– Хорошо, Одесса, но зачем? Зачем ты привезла все это сюда?

– Для миз Мэриэн.

– Как подношение? Ты это имела в виду?

Одесса затрясла головой.

– Чтобы не позволить ей отсюда выбраться, – сказала она и указала на мраморную плиту у подножия гроба Мэриэн Сэвидж.

– Часы и календарь напомнят ей, что она умерла. Я разбила чашку – мне очень жаль, но она была лишняя – разбитая чашка скажет ей, что она умерла. Эти битые ракушки напомнят ей о воде. Мертвые должны пересечь воду.

– А таблетки? Что насчет пузырьков с рецептами?

– Они напомнят ей, кто она такая. Мертвые возвращаются, но не всегда помнят, кем были. Ваша мама прочитает там свое имя, мистер Дофин, и скажет: «Да ведь я умерла, вернусь обратно в гроб и не буду никого трогать».

– Одесса, ты несешь какую-то чушь. Ты меня пугаешь. Я хочу, чтобы ты вынесла отсюда этот хлам.

– Нужно оставить это здесь как минимум на полгода, – ответила Одесса, – именно в этот промежуток могут вернуться мертвые. Они умирают и сразу же начинают забывать, но им нужно шесть месяцев, чтобы перестать об этом беспокоиться, – она кивнула в сторону мраморной плиты Мэриэн Сэвидж. – Она сейчас там и не может вспомнить все, она уже что-то забыла, но она знает, как выбраться, и знает, за кем идти, она…

– Одесса! – воскликнул Дофин, дрожа всем телом. – Ни слова больше об этом!

И он выбежал из тусклого серого помещения, оставив Одессу подметать пол и протирать тряпкой мраморные стены. Полчаса спустя он ждал ее в машине, молчаливый, нервный и угрюмый, и они не разговаривали по дороге обратно в Малый дом. Но даже если бы и заговорили, Одесса не стала бы рассказывать ему о том, что нашла в мавзолее то, что было незаметно, пока глаза не привыкли к тамошнему полумраку: бетон вокруг мраморной плиты откололся в нескольких местах, оставив тонкие черные трещины. В эти трещины можно было просунуть соломинку и прикоснуться к гробу Мэриэн Сэвидж.