Шрифт:
Закладка:
У Искры по подбородку потек сок, и она вытерла его тыльной стороной ладони, а руку вытерла о передник.
– Потом появился мальчик, много лет спустя, гадкий и страшный. В ту ночь было тихо, после того как смолкли выстрелы. Такие громкие. Весь мир затих. Я взяла нож, и кровь из горла твоего отца наполнила мою миску и поглотила ребенка, и из этой новой теплой крови переродился твой брат. Я слышала смех лешачихи, она глумилась надо мною. Она дала мне вот это существо. Мое дитя. После того как я просила у нее дочь. Красивую, сильную. С которой я могла бы делить секреты. А не держать их. Лешачиха дала мне мальчика. Но я взяла тебя, Мышка.
В ее глазах заблестели слезы, но Миранда Крабтри не пошевелилась.
Искра предалась тишине. Скрипела только старая лачуга.
Наконец Миранда встала из-за стола, вынула стрелу из колчана, вставила ее в лук и медленно навела на старуху. Нацелила наконечник на ведьмовское сердце.
Искра потянулась через стол, взяла стакан Миранды и налила себе напоследок.
Хижина мальчика, как и баня, имела под собой фундамент из древесины и грязи. Она была узкая и вытянутая, с остроконечной черепичной крышей, покрытой зеленым мхом, снаружи стены поросли лишайником. Внутри под окошком был самодельный стол из фанеры, положенной поперек пары козел; на его поверхности лежали инструменты – молоток, отвертка, садовая лопата. Между дальними углами был натянут гамак. Сюда Малёк привел девочку, чтобы показать ей свои книги и комиксы. Они сели на корточки на полу, и она, взяв в руки комикс, уставилась на обложку, на которой зеленое чудовище встало на дыбы перед толпой людей, вооруженных лопатами, мотыгами и топорами, а из его сердца торчали громадные вилы. Но чудовище это было огромной горой из мха, дерева и плетей, созданием, порожденным самой землей, и люди разбивались о него, будто волны. За всем этим противостоянием виднелась женщина в белом платье, привязанная к дереву. У ее ног пылал огонь. Чудовище – почему-то это казалось единственной здравой частью картинки – занесло кулак, точно собираясь раздавить всю толпу своей мощью. Его глаза горели красным из глубоких черных впадин. Девочка долго разглядывала фотографию.
Мальчик осторожно протянул руку и перевернул страницу в ее руке.
«Видишь», – показал он жестами.
Создание вырвало из скалы дерево, прямо из земли, и женщина оказалась свободна. Она была высокой, сильной и красивой, ее длинные черные волосы развевались, будто крылья. Она призвала молнии, и те ударили из иссиня-черного неба. Люди стали кричать. Среди них был мальчик, ее брат, и мальчик с сестрой оказались в безопасности, когда облака расступились, потому что людей больше не было, а на том месте, где они стояли, теперь простиралось золотое поле цветов.
«Это был мальчик, – показал Малёк. – Это его волшебство, а не сестры. Он превратил плохих в цветы. Видишь?»
Девочка присмотрелась к чудовищу в последнем кадре истории – оно осталось стоять на краю обрыва и смотрело, как женщина с мальчиком уходят. Лицо чудовища было скрыто в тени. Узы любви между братом и сестрой в итоге остались такой же великой загадкой, как само существование чудовища.
– Он одинок, – сказала девочка.
Она перевела взгляд с книги на руки мальчика, потом на его лицо, потом снова на руки с перепонками между пальцев.
Мальчик не заметил этого. Он схватил енотовую шапку, висевшую на гвозде, торчащем из стены рядом с его гамаком. Накинул шапку девочке на голову. Она рассмеялась и, сняв ее, потерлась о шерсть щекой.
Затем надела шапку обратно, закрыла книгу, встала и подошла к рабочему столу.
Взяла ржавую пружину. Положила. Взяла наконечник стрелы и провела большим пальцем по острию.
Тоненькая струйка крови.
Малёк подскочил к ней и выхватил наконечник.
Она сунула палец в рот.
– Острее бритвы, – сказала она.
Мальчик провел одним указательным пальцем по другому.
– Острый. – Она кивнула.
Он ухмыльнулся, довольный тем, что она его поняла, и повторил жест.
Она поднесла палец к свету, проникавшему в маленькое окошко. Порез оказался неглубоким.
Мальчик вывел ее из домика, чтобы показать свой огород.
Миранда выпустила стрелу из фокуса и увидела за ней старухино нутро. Только оно и имело значение. Под передником, сорочкой и грудью билось сердце. Возможно, оно кричало, чтобы его наконец остановили. От сердца стрелу повело к рукам, сплетенным у старухи на коленях.
«Хирам мертв, мальчик жив».
Безумие слишком глубокое, чтобы его постичь. Щель у мальчика в горле, запечатленная у Миранды в памяти как игра света и тени. Но это была не игра. Билли Коттон вырвал дитя из лона своей жены и перерезал мальчику горло…
«А ты – ты работала на него все эти годы, на человека, который пытался убить твоего брата…»
Миранда вспомнила его на лестнице, в его руках был предмет, с которого капало что-то красное, и теперь она представила, как в горле ее отца открывается похожая щель – сделанная ведьминым ножом. Она увидела Хирама, висящего на черном дубе на лугу. Неужели все так и было? Ее отца повесили, как убитого зверя на каком-нибудь холодном, чужом болоте?
«Я осталась без отца из-за этой женщины, и у меня появился брат, потому что я лишилась отца. Я никогда не знала Коры, а Хирама знала слишком мало, чтобы узнать его так, как могла бы сейчас, если бы он остался жив, и вот она, эта женщина, которую я думала, что знала, но сейчас смотрю и вижу только массу странных и древних частей, но я знаю мальчика, и он хороший, настоящий, и я люблю его, а он родился в страшной обстановке, и это нельзя изменить, как нельзя изменить свое рождение, потому что все мы произошли из треснувших яиц и колючих гнезд».
Она натянула тетиву сильнее, вернув фокус к наконечнику и нацелив его старухе в глаз.
Неустрашимая сила. Этому ее научил Хирам.
Чтобы содрать шкуру со зверя и надеть ее на себя.
Та же сила, которой обладала старая ведьма. Это она привела ее руку к горлу Хирама.
Миранда задрожала.
Мальчик, девочка – две нити, переплетенные с ней самой. Яркие краски среди тусклого, блеклого.
«Какие ужасы, должно быть, ведомы девочке, раз она смотрит на человека и видит его целиком!»
«Мы – то, что мы выбираем».
Она опустила глаза на гильзу, которая по-прежнему стояла на столе.
Миранда сделала свой выбор.
Пока из сада доносился заливистый детский смех, лачуга, казалось, исходила стонами, пока дочь лодочника и ведьма находились в ней, и ее доски яростно выгибались.
– Смирно, дом, – велела Искра. – Меня еще не застрелили.
