на проезжую часть и растопырил руки в стороны, словно пытаясь поймать неторопливо едущие «Жигули». Давить меня водитель не собирался, зато не отказал себе в удовольствии проорать в опущенное стекло, когда остановился в шаге от моих ног:

– Ты совсем охренел, пьянь сопливая? Какого х*я под колеса бросаешься.

И это культурный город… Нет, я бы обложил покрепче, если бы был на месте водителя, но я не на его месте, поэтому постарался как можно громче прореветь:

– Выручай, земляк! Выручай! Папка умирает, а таблетки дома остались! Уже «Скорую» вызвали, но пока доедет…

Ничего умнее в голову не пришло. Да оно и не требовалось – умное-то… Главное, чтобы было сказано с эмоциями, а ещё так, чтобы поверили.

– Да? – мужик пару раз моргнул, растерянно посмотрел на Зинчукова, а потом сказал: – Прыгайте в машину! Куда ехать?

– Луначарского, дом сто, – коротко ответил Зинчуков. – Товарищ, любые деньги заплачу, только побыстрее!

Мужчина мотнул головой на салон. Мы тут же полезли в пропахшую сигаретным дымом «Жигули». У курильщиков машина всегда пахла запахом табака. Она словно пропитывалась изнутри этим дымом, и каждая деталь приобретала этот аромат. И что самое хреновое – этот запах очень трудно вывести. Поэтому и писали в объявлениях моего времени, что владельцы продаваемой машины были некурящими.

– Сергей Иванович, – протянул руку Зинчуков, когда сели в машину.

Он сел впереди, а я залез назад по праву младшего по возрасту.

– Павел Кириллович, – тот пожал руку в ответ, после чего перевел двинул рукоятку на первую скорость, и машина тронулась в путь.

– Что же у вас там случилось-то? – спросил водитель.

– Отец слегка перебрал в гостях, а потом с сердцем плохо стало. Он на специальных таблетках, всегда с собой, а в этот раз надел новый костюм, а таблетки по привычке положил в старый. Когда чухнулись, то он уже начал тяжело дышать, – ответил я с заднего сиденья.

– Ну, «Скорая» может помочь, – неуверенно проговорил Павел Кириллович.

– Да может, но лучше с таблетками, – ответил я. – Они точно всегда помогают.

– Эх, в наше время со здоровьем лучше не шутить. Лучше ходить побольше, бегать там, гири тягать. Вот я и своему сыну тоже говорю, чтобы он к спорту ближе был, но куда там… Его больше девчонки интересуют и гитара…

– Да это сейчас у всех них на уме такое, – Зинчуков мотнул головой на меня. – Вон, охламон, тоже за бабами бегает, как будто одно место горчицей намазано.

– А может оно и правильно, – хмыкнул водитель в ответ. – Пусть бегают, пока молодые. Уже с возрастом и беготня будет не нужна, и домашний комфорт начнут ценить, и дети пойдут…

Под такие нравоучительные речи мы довольно-таки быстро доехали до нужного дома. Там мужчина вызвался подождать нас, но Зинчуков показал на стоящую неподалёку от подъезда «Волгу» и сказал, что обратно доберутся сами. Пытался сунуть водителю пятерку, но тот только отмахнулся от денег со словами:

– Делай добро и бросай его в воду, как говорят армяне. Пусть ваш отец выздоравливает. С Новым годом, товарищи!

– С Новым годом, – ответили мы хором.

Зинчуков двинулся в сторону подъезда. Я пошел за ним. Пройдя за дверь, он поднялся на один пролет и замер у окна, наблюдая за улицей. Я недоуменно посмотрел на него.

– Всё, уехал. Нам в другой дом, – проговорил Зинчуков и пошел вниз.

– Думаешь, что могут спросить?

– Всякое-разное бывает. Если в газетах напишут про стрельбу в нашем доме, то этот Павел Кириллович может вспомнить, что подвозил двух подозрительных мужчин подходящего возраста. Начнут рыть, опрашивать соседей и делать прочие неприятные вещи, которые могут нам навредить.

– Убедил. Веди тогда, Данко…

– Ага, Данко… Ты только сердце моё не растопчи, если вдруг рука держать устанет, – хмыкнул Зинчуков в ответ.

Мы вышли на улицу. Сканируя окрестности в поисках потенциальных нападающих либо шпионов, мы прошли в соседний дом. Так поднялись на третий этаж. Зинчуков открыл дверь и зажег свет.

Что первое ударило в нос – спертый воздух. В однокомнатной квартире пахло нежилым помещением… Такой запах появляется, когда долго не сливают воду в туалете, или же он идет из сливного отверстия в кухонной раковине. Тот, кто уезжал в отпуск на пару недель и оставлял дом без хозяина, знаком с подобным запахом. Да, после готовки еды, проветривания и прочих ароматных атак легкая вонь уходит, но вот когда входишь в подобное помещение, то сразу же чувствуешь именно его.

– Редко заходишь? – спросил я.

– Вообще почти не захожу. Это квартира «на всякий случай». О ней только Вягилев и я знаю. Больше никто не в курсе. Свари пока пельмени, а я свяжусь с полковником. Жрать хочется – жуть…

Я скинул пальто, разулся. Прошел на ничем не примечательную кухню и первым делом открыл форточку. С улицы тут же полился холодный свежий воздух, разбавивший густой запах нежилого помещения.

В небольшом холодильнике с гордым названием «Саратов» явно не одна мышь повесилась. Когда я с трудом смог оторвать крышку морозильника, то моему взору предстали слипшиеся пельмени, вросшие в вечную мерзлоту. Чтобы достать их из заботливого ледяного нутра пришлось приложить немало усилий.

В это время я слышал, как Зинчуков в комнате разговаривал по телефону:

– Да, дядя Саша, всё в порядке! Приехали к нам гости, уложили спать нормально. Почти все улеглись, но Мишку отправили к соседям. Да, большой палец показал. Ага, вот так вот четыре пальца сложил и большой выставил. «Классно», – говорит. Места уже не было, не у дверей же его класть – там и замерзнуть может, да и наступят на него. Что по празднику? Хорошо Новый год встретили, да… Это нормально. За деньги не переживай – голодными не останутся. Ага. Ты там тете Тамаре привет передавай. Скажи, что к ней тоже гости приедут. А вот сюрприз будет, но главное, чтобы много не готовила – останется же.

Под ненавязчивой болтовней слышалась передаваемая информация. Зинчуков болтал, рассказывал о всяких-разных тетках-дядьках-племянниках, а я тем временем нашел кастрюлю. Пришлось спустить ржавую воду, чтобы набрать нормальную. Вентиль газовой плиты немного прикипел, поэтому пришлось приложить усилие, чтобы его сдвинуть с места и открыть доступ к газу.

На всякий случай принюхался – тухлого запаха яиц не было. Сам природный газ не имеет запаха,