Шрифт:
Закладка:
— Дальше застрелю тебя, дурня малолетнего, и ходу дам! — огрызнулся летун с лестницы внизу.
Точно узнал — раз уж назвал не обычным дурнем, а малолетним. Может, успел рассмотреть еще в тот раз через оптику… Или видел фотографию — если на самом деле его отправили охотиться вовсе не за Дельвигом.
Если так — знает, с кем связался. Поэтому и боится.
— Это вряд ли. — Я втянул голову в плечи, поднял оружие и неторопливо зашагал вбок, выцеливая край проема. — Ты или сам свалишься, или я подстрелю ненароком — и будешь совсем мертвый лежать. Сдавайся по-хорошему, тогда и…
В ответ мне раздался выстрел и торопливый стук ботинок по ступенькам. Я на всякий случай пальнул пару раз, в три прыжка махнул через весь пролет вниз и успел заметить, как за углом в коридоре мелькнул тень. Потом снова рявнул «наган» и раздался треск — похоже, летун последним патроном разнес замок, потом выбил плечом дверь в чьи-то апартаменты, и теперь крушил рукоятью стекло в последней надежды сигануть с высоты на улицу.
Еще немного — и, пожалуй, получилось бы: я поймал его уже одной ногой на подоконнике. Стрелять не стал: рванул вперед, распластался в прыжке, дотянулся кончиками пальцев до куртки, схватил, и через мгновение уже укладывал лицом в грязный дощатый пол.
— Попался, голубчик, — пропыхтел я, выкручивая руку летуна за тощую спину. — Никуда теперь не денешься. А будешь дурить — кости поломаю!
Глава 20
— Фамилия?
— Сидоров, ваше благородие, — мрачно отозвался летун. И, не дожидаясь вопросов, продолжил: — Матвей Иванович. Родился семнадцатого декабря семьдесят шестого года в Томской губернии. В селе Смоленском Бийского уезда.
— Родители у тебя имеются, Матвей Сидоров? — поинтересовался Геловани.
Вид у его сиятельства был недовольный — слишком уж сильно все затянулось с допросом. Прибывшие на помощь городовые собирались было везти скрученного летуна прямиком на Галерную, но я уже один раз изрядно обжегся и теперь предпочитал перестраховаться. Если уж наш колдун умел и ничуть не стеснялся избавляться даже от титулованных особ, неизвестный стрелок и вовсе рисковал прожить от силы час после задержания.
Геловани ворчал, спорил и упирался. Так сильно, что мне даже пришлось подключить Деливига, и вместе мы кое-как убедили его сиятельство, что спешить в нашем деле не только излишне, но еще и крайне неразумно. И отложенное дознание все-таки куда лучше того, что вовсе не состоится — в связи с безвременной кончиной важного свидетеля.
На то, чтобы подергать за нужные ниточки, найти сговорчивого архиерея и выпросить крохотное помещение в правильном месте ушло часа полтора, зато теперь я чувствовал себя спокойно… ну, почти. Колдун уже не раз показывал высший класс и умение избавляться от людей, но стены Исаакиевского собора, за полвека впитавшие немало того, что верующие люди обычно называют божественной благодатью, казались надежной защитой.
Даже от убойной магии, способной превратить человека в высушенный труп за какие-то пару минут.
— Родители? — переспросил летун — то есть, Матвей Сидоров. — Никак нет, ваше благородие. Никого не осталось — мать года три как померла. Отца не знал.
Дальше я слушал вполуха, больше разглядывал. До этого наши встречи проходили в изрядной спешке и всякий раз сопровождались стрельбой и дикими прыжками по лестницам, чердакам и крышам, так что я наблюдал любезного господина Сидорова по большей части со спины, и только теперь получил возможность пообщаться лицом к лицу.
С виду самый обычный мужик — высокий, но худощавый, жилистого сложения. Судя по дате рождения — декабрь семьдесят шестого — ровесник Дельвига или около того, но выглядит изрядно постарше, лет этак на сорок.
Простое лицо, еще утром наверняка гладко выбритое, но с уже начавшей пробиваться на подбородке неровной белесой щетиной. Длинный и чуть загнутый книзу нос напоминал клюв, да и в целом в облике Сидорова было что-то птичье — легкое, стремительное и немного бестолковое, и даже редкие взъерошенные светлые волосы на макушке напоминали хохолок.
Самый натуральный летун. Казалось, еще немного — и он перекинется в птицу и упорхнет в открытую форточку. Я на всякий случай даже сел чуть поближе, хотя способных на такое фокусников видел только в своем старом мире — и то лет этак триста назад.
— Ты только погляди. — Дельвиг протянул мне прямоугольный кусочек плотной бумаги. — Никого не напоминает?
На фотокарточке был запечатлен мужчина… нет, скорее уже старик лет шестидесяти с чем-то. Не то, чтобы похожий на нашего пленника как две капли воды, но сходство имелось изрядное: нос Сидоров явно унаследовал от матери, а вот стать, скулы, форму лба, линию волос…
Я бы поставил свое месячное жалованье, что летун приходился мужчине на фото или сыном, или самое дальнее — племянником.
— Меншиков? — догадался я. — Думаете, мы повязали незаконнорожденного отпрыска его светлости?
— Ну… делать таких заявлений прямо сейчас я бы, пожалуй, не стал, — усмехнулся Дельвиг. — Но у Меншиковых земельные владения в Томской губернии, и Александр Владимирович в молодые годы любил ездить туда летом поохотиться… Так что возраст как раз подходящий.
— И способности, — напомнил я. — А происхождение у нашего друга, надо полагать, не благородное.
Мы с Дельвигом сидели достаточно далеко в стороне и переговаривались чуть ли не шепотом, так что услышать нас Геловани скорее всего не мог — но по странному совпадению сейчас задавал как раз те вопросы, что интересовали меня больше всего.
— А Талант у тебя какой? — спросил он. — Владимир Петрович такого рассказал, что мне, признаться, поверить тяжело.
— Талант… Это у господ Талант, ваше благородие. — Сидоров наморщился и помотал головой. — А у нас все по-простому: умеет человек чего особенно — и слава богу. В жизни пригодится.
— И на войне тоже? — Я сделал пару шагов и опустился на табуретку справа от Геловани. — Из служивых будешь, Матвей Иванович?
Отставного солдата я узнал сразу — и по разговору, и по остаткам выправки, и по забавной манере комкать положенную по этикету форму обращения к дворянину до неразборчивого «ваш блгродие»… Не говоря уже об умении стрелять из винтовки на сотню с лишним метров — таким могли похвастать только егеря или пехотинцы с изрядным
