Шрифт:
Закладка:
Глаза всех трёх закрыты, словно богатыри спали. Толю поразило то, что из-за большого роста они больше похожи на великанов, чем на обычных людей.
– Реальные богатыри.
Толя несколько раз обошёл столбы. Попробовал разбить хрусталь кусками хрусталя, которые валялись поодаль. Но безрезультатно – пленники не высвобождались.
Потом вспомнил про свой деревянный меч. Материализовал его в ладони и направился к первому хрустальному столбу. В нём был заточён самый невысокий богатырь. Из-под его лат виднелся серебристый кафтан, а на ногах – голубые шаровары. Из той истории, которую показало Чудо-юдо, Толя знал, что это – Алёша Попович, бывший правитель Серебряного Княжества.
Толя занёс меч и ударил.
От хрустального столба откололись большие и маленькие кусочки. С весёлым звоном разлетались по пещере, наполняя её нестройной музыкой. Толя бил и бил. Скоро он почти освободил фигуру богатыря… но на этом всё и закончилось. Пленник хрусталя продолжал спать могучим сном.
– Блин, просыпайся! – отчаялся Толя.
Он легонько стукнул его деревянным мечом по коленке. Ноль эффекта.
Толя бросился к другому столбу. В нём томился богатырь в медных доспехах и красных шароварах. Это, несомненно, Добрыня Никитич, глава Медного Княжества.
Хрусталь разлетелся ещё быстрее и звонче. Толя приноровился бить мечом. Правда, от меча начали отлетать щепки. Каждый удар уменьшал прочность оружия.
Освободив этого богатыря, Толя начал его тормошить:
– Ну же! Вы свободны. Очнитесь.
Но и это не помогло. Добрыня Никитич не разомкнул глаз.
Потеряв всякую надежду, Толя поплёлся к третьему столбу. В нём заключён самый большой богатырь с самой длинной бородой, в которой блестела проседь. На нём надета золотая броня и ослепительно красные штаны.
– Что же, Илья Муромец, – вздохнул Толя, поднимая меч. – Ты моя последняя надежда. Если и ты останешься в коме, то я останусь в этой горе вместе с вами…
Не жалея меча, Толя разбил хрусталь. Когда отлетел последний осколок, деревянный меч превратился в какой-то занозистый огрызок. Толя отбросил его и приблизился к Илье Муромцу. Тот был такой высокий, что Толя мог только потеребить его за штанину:
– Давай… проснись…
Толя бегал от одного богатыря к другому. Даже освободившись от оков хрусталя, они продолжали висеть с закрытыми глазами. И ничего их не трогало. Ни мольбы, ни слёзы, ни даже то, что Толя принялся кидать в них куски хрусталя:
– Богатыри, блин! Надежда угнетённого народа! Даже не способны помочь двум детям вернуться домой.
Толе больше незачем делать вид, что он сильный. Не нужно искать слова, чтобы ободрить сестру – ведь её он никогда не спасёт. Не нужно сохранять мужественный вид, чтобы папа удивился, узнав об их приключениях. Ведь ни папу, ни маму он тоже не увидит.
Припав к ноге Ильи Муромца, Толя зарыдал:
– Мама… я хочу домой…
Толя не знал, как долго он плакал. Он даже не сразу услышал новый шум в пещере – звон хрусталя. Его глаза застилали слёзы, из-за которых мир сам превращался в сверкающий хрусталь. Оттерев слёзы, он попятился.
Илья Муромец зашевелился! Приоткрыв тяжёлые веки, он вздохнул. Резко открыл глаза – они светились ярким холодным светом того колдовства, которое наложил на них Кощей.
Два других богатыря тоже зашевелились и открыли глаза. Из них лился такой же холодный страшный свет.
– Блин, этого ещё не хватало… вместо того чтобы мне помочь, богатыри меня прибьют.
Тяжело ступая и раскидывая железными сапогами мелодично звенящий хрусталь, заколдованные богатыри окружили Толю. Оглядевшись, он увидел обрубок своего меча. Сделав несколько шагов, он подобрал его. И только сейчас заметил, что за это время на мече появились небольшие зелёные листочки. Он регенерировал!
Толя вспомнил строки унылой песни Поющего Дерева:
«Тот, кто поборол страх, получает эффект регенерации оружия? – подумал Толя. – Но… но я ужас как боюсь этих синеглазых зомби».
Тем не менее Толя выставил меч перед собой. Зелёные листья быстро росли, вытягивались и укладывались, добавляя мечу длину и вес.
Закрыв от страха глаза, Толя ударил мечом по Илье Муромцу, он стоял ближе всех. Конечно, мальчик не ожидал, что завалит великана обрубком деревянного меча.
Илья Муромец отступил и упал на одно колено. Синий свет в его глазах потух. Его сменил осмысленный взгляд.
– Ох, головушка моя… – сказал Илья Муромец.
– Сейчас ещё как дам, – сказал Толя. А у самого ноги дрожали от страха, а по спине лился пот. Словно он снова превратился в рыбу и плыл сквозь воду.
Илья Муромец обвёл стены пещеры взглядом и остановился на Толе:
– Я… я… чувствую горе… Я слышу отчаяние… Ох, что же мы наделали! Коли слышен детский плач на Руси, то большая беда пришла.
Закрыв лицо руками, Илья Муромец замер.
«Вспоминает, что они натворили, когда были околдованы Кощеем», – подумал Толя.
Он приготовился ударить и остальных богатырей. Но синее свечение исчезло и у них. Непонимающим взором они водили по Толе, по хрустальным обломкам, по Илье Муромцу, который сидел неподвижно. Только плечи его изредка вздрагивали.
– Братцы, что же это было с нами? – спросил Алёша Попович.
– Кощеевы проделки, – пробасил Добрыня Никитич. – Я так и знал, что он что-то готовил, да не успел предупредить. Эх, жаль, что нельзя убить его навсегда. А все эти иголки и зайцев никогда не найти…
– Эй, мальчик, что ты тут делаешь? – спросил Алёша Попович.
– Вообще-то, вас расколдовываю, Алёша Попович.
– Эй, юнец, для тебя я Алексей. Ишь ты, друга нашёл.
– Тихо, – сказал Илья Муромец, поднимаясь. – Если бы не этот юнец, мы бы никогда не почуяли чужую тоску и отчаяние.
– Да я-то что? – сразу оправдался Алёша Попович. – Смелый мальчик! Ревел так, что разбудил нас. Такого героя и ждала земля русская. Как тебя зовут, мальчик? Плакса-Богатырь? Ревун-Убивун? Силач Слёзкович?
Толя обиделся на насмешливый тон Алёши Поповича и не ответил.
– А-а-а, понял, как звать-величать тебя, – продолжил Алёша Попович, посмотрев на деревянный меч. – Звать тебя Нытик Деревяшко.
Даже Добрыня Никитич с недоверием посмотрел на друга:
– Ты чего злой такой? Будто не расколдовался до конца.
Илья Муромец подошёл к Толе и взял его на руки:
– Не слушай балагурство Алёшки. Так и есть – ты истинный герой Руси.
– Да, давай, покачай дитятко на ручках, чтобы не плакало, – не унимался Алёша Попович.